Тело Евы, показанное горизонтально, очень декоративно в своих волнистых изгибах (эту скульптуру иногда называют «Ползущей Евой»), но это тело живое, сильное и упругое в своей женственности.
Но главное – это лицо Евы. Ее огромные глаза, глядящие в сторону – в какие-то дали, куда не сразу проникает человеческий взор, – и тонкий разрез рта, и овал подбородка, и этот высокий лоб под ровно расчесанными волосами, и рука, о которую оперлась щека, и внутренняя устремленность, и душевная подвижность, и написанная на челе глубокая дума создают здесь один из самых богатых по своему содержанию, самых значительных женских образов во всем средневековом искусстве. Как много знает, как много пережила и как далеко заглянула в судьбу человеческого рода эта Ева, чье лицо со всевидящими очами кажется нам извечным: и древним, и настолько современным и близким, что представляется, будто оно встречалось нам в жизни…
Величественны и многообразны шедевры французской романской скульптуры.
В Лангедоке, что на юге страны, где классическое наследие было менее глубоким и действенным, чем в соседнем Провансе, скульптура исполнена динамизма, внутренней напряженности, подчас доходящей до крайней экзальтации. Не общее ли беспокойство умов, характерное для той бурной эпохи, нашло свое отражение в тревожных и мятущихся образах лангедокского искусства?
Скульптурное убранство портала церкви Св. Петра в Муассаке – вероятно, самое значительное из созданного этой школой.
В Муассаке, как и в Отене, фигура Христа огромна, но чуть менее вытянута, более компактна, подлинно «восседающая во славе». По бокам – ангелы со взорами, пристально устремленными к Христу, и звери, традиционно символизирующие евангелистов, в изогнутых неестественных положениях. А фоном для этой монументальной группы служат фигуры старцев, сидящих, как и Христос, на престолах. Фигуры? Нет, фигурки. Но, несмотря на свои крохотные размеры, это вовсе не жалкие существа наподобие отенских грешников. Рельеф – высокий, каждая фигурка объемна, головы повернуты по-разному; оставаясь на своих местах, эти старцы находятся в движении, странно беспокойном, даже суетливом. По идее – это мужи мудрые и праведные, недаром венец на голове каждого. Но вглядитесь в их лица. Вот этот как-то насмешливо улыбается, у того во взгляде сквозит любопытство, у другого глаза с хитрецой. Причем у каждого если не своя индивидуальность, то своя особая выразительность. Подобных им, хоть и не в венцах, наблюдательный ваятель, несомненно, встречал где-нибудь на церковной площади или на сельской сходке.
Но вся эта беспокойная старческая пантомима из камня меркнет перед знаменитой статуей апостола Петра, украшающей тот же портал. С ключом в руках он как бы встречает входящих в храм. Вся фигура его, вытянутая и изогнутая до крайности, выражает такой душевный порыв, такое внутреннее напряжение, такую страстную взволнованность, что мы понимаем: искаженность пропорций тут умышленная, отражающая экзальтацию самого мастера. Огромная вертикаль ноги, маленькая голова, углом выступающее плечо – и параллельно на одной плоскости с головой вылепленные руки… Дух мятущийся, огненный ищет здесь своего воплощения в камне.
Как отличен от церковного портала в Муассаке портал церкви Св. Трофима в Арле, в самом сердце Прованса!
Вполне нормальных пропорций фигуры апостолов чинно выстроились между колонками с коринфскими капителями. Нам ясно, что ваятель имел перед глазами древнеримские статуи философов и риторов. Нет динамизма, нет взволнованности, но зато есть желание приблизиться к спокойному благородству античных форм, впрочем, не всегда достигающее своей цели: «варварская» грубоватость ведь еще не изжита.
В целом убранство портала внушительно и гармонично уравновешено во всех деталях, но несколько монотонно.
Но не по этому пути пойдет в дальнейшем французская пластика в стремлении воплотить по-своему новый, все яснее выявляющийся идеал красоты.
Этот идеал обретет свое наиболее полное выражение не в Бургундии, не в Оверни, не в Лангедоке и не в Провансе. Увенчания всего французского романского искусства следует искать в Иль-де-Франс, т. е. ближе к Парижу, где в борьбе с феодалами все крепче утверждалась королевская власть.
В середине XII в., когда во Франции, прежде чем в других странах, уже наметился переход от романского стиля к готике, французским ваятелям удалось создать статуи, равно замечательные и сами по себе, и как детали некоего декоративно – архитектурного целого. В этом отношении фигуры, украшающие западный, так называемый королевский, портал знаменитого Шартрского собора, являются высшим достижением всей французской романской скульптуры.