Твой Флинт
Два последних слова заливают меня теплом. Я складываю записку и кладу в карман, глядя на треугольники, которые образуют ветви деревьев. Задаюсь вопросом, что заставило его изменить свое отношение, но не могу позволить себе размышлять об этом. Он мне нужен. И он готов помочь.
— Извини, Ло, за прежнее. — Его большие глаза смотрят в мои. — Я подстроюсь под тебя. Никакие мусорные баки этого мира теперь не помешают мне быть рядом с тобой. Я полностью к твоим услугам, лады? Так что теперь, частный детектив Пенелопа?
Я крепко сжимаю статуэтку-бабочку, чувствуя, как Сапфир пульсирует в моей ладони.
— Теперь, — отвечаю я, а нервы вибрируют в груди, как натянутые струны, — нам нужно выяснить, что произошло в тот вечер, когда ее убили. Нам нужно найти новые ниточки.
— И как ты собираешься это сделать?
Я шумно сглатываю слюну и заставляю себя озвучить идею, которая не дает мне покоя весь день.
— Мы пойдем к дому Сапфир, — отвечаю я уже на ходу, — и мы проникнем в него.
* * *
Флинт сует заколку-невидимку, которую достал из кармана, в ржавый замок двери странного желтого дома и легко его открывает, словно каждый день залезает в чужие дома. Распахивает дверь и ждет, пока я первой переступлю порог.
— Ты в этом мастер, — говорю я ему.
— Мне приходилось залезать в сараи или в запертые дома всякий раз, когда быстро требовалась крыша над головой, чтобы поспать, — отвечает он без малейшего колебания. — Поверь мне, Лопа… эй, раньше кто-нибудь называл тебя Лопа?
У меня сосет под ложечкой. Орен время от времени называл меня Лопа. Знал, что меня это раздражает.
— Нет, — коротко отвечаю я. — Никогда.
— В любом случае, Ло, когда я попал сюда, дела у меня шли не так хорошо. Мне очень часто приходилось спать в подворотнях, потому что с замками не получалось.
— Чувствую, особенно туго тебе приходилось зимой, — говорю я, пытаясь отогнать подозрения. «Он здесь. Он мне помогает».
— Срань господня — да. Более чем туго. Не думаю, что найдется адекватное слово, чтобы передать тяготы моей тогдашней жизни. — Он мне подмигивает, но губы его как-то странно изгибаются. Такое ощущение, что ему приходится собрать всю волю в кулак, чтобы заставить их улыбаться. — Миледи. — Флинт вновь предлагает мне войти.
Но я не могу сдвинуться с места. Тысячи рук внезапно давят давят давят мне на грудь, не позволяя даже вдохнуть. Все это воспринимается как сон: этот порог передо мной, комнаты Сапфир, которые за ним находятся, в этих желтых, цвета маргариток, стенах. Они дрожат и вибрируют, посылая ко мне волны леденящего холода.
— Ло, — Флинт понижает голос, — не следует нам здесь стоять.
Шесть глубоких вдохов. Девять постукиваний. Три ку-ку. Снова. Снова. Снова. Я не знаю, что написано сейчас на лице Флинта, и не хочу знать. Сейчас мне без разницы. Я по-другому не могу.
Наконец я завершаю цикл и могу войти: желтая дверная арка дрожит, когда я прохожу под ней, голос Сапфир шепчет из стен. Флинт следует за мной, закрывает за нами дверь, запирает ее.
— Ло, — тихонько спрашивает он, — почему ты все это делаешь?
В доме темнота обволакивает меня влажной густотой. Он видел, он знает. Горло жжет, когда я отвечаю, с губ срывается только одно слово: «Должна. — Я трясу головой и произношу его вновь: — Должна. — И еще раз, третий. — Должна».
Думаю, что вижу, как он кивает, но полной уверенности нет. Слишком темно. Химический запах поднимается с пола: дезинфицирующего средства, и металла, и плесени. Я дрожу. Хозяин дома, должно быть, отключил отопление, как только они нашли тело. Флинт щелкает выключателем в прихожей, но ничего не происходит. Темнота угрожающе окружает нас. «Только попробуйте со мной связаться», — пренебрежительно фыркает она. Вспышки уходящего света взрезают темноту через щели между колышущимися портьерами, резкие и неожиданные. Мои глаза начинают приспосабливаться.
— Пойду на кухню и поищу фонарик или свечи, — говорит Флинт, голос дрожит.
Я чувствую, как удаляется тепло его тела, а через несколько секунд слышу постукивания и шуршание в другой комнате. Вскоре он возвращается с включенными фонариками. Двумя. По одному в руке. Встает рядом со мной и протягивает мне второй. Поначалу я не могу его взять: руки вдруг становятся слишком массивными и тяжелыми, чтобы поднять их.
С минуту мы оба просто стоим с включенными фонариками, вдыхая холод в легкие. Вдыхая запахи, маскирующие убийство. И кровь.
Снова кошка проносится в голове: с разинутой пастью, застывшая в ужасе. Желудок дергается, сжимается, словно испуганный зверек. Портьеру относит в сторону, словно кто-то бьет по ней: полоса тусклого света заполняет пустоту и исчезает вместе с порывом ветра.
Флинт проводит лучом фонаря по стене. Я вижу лиловые губы Сапфир, разбросанные по обоям, мерцающие в потоке света. Моргаю, и они исчезают, и она исчезает. Я вскидываю свободную руку над головой, машу ей. «Можешь ты меня чувствовать? — Я думаю о ней, жду знака. — Ты здесь? Как-то так?»
Флинт машет рукой, копируя меня, и говорит:
— Господи, холодно. Пойду в разведку, хорошо? — Он идет, освещает фонарем углы, стены, половицы.
— Я тоже, — говорю я его спине. Сначала иду за ним, потом беру левее, захожу в гостиную, тогда как он идет куда-то еще.
Самое странное: все выглядит совершенно нормальным. Длинный синий диван, расстеленный плед, словно кто-то недавно здесь спал; стакан с темной помадой на маленьком подносе наполовину наполнен водой, китайский ковер с драконом на деревянном полу, чуть сдвинутый в сторону, пара черных туфель без каблуков перед телевизором.
Мое тело несет меня к карточному столику, к стакану со следом помады. Ее губы. Я прикасаюсь к следу пальцем, надеясь ощутить мягкость и тепло, словно она только что сделала глоток и отошла за чем-то в другую комнату. Я ожидаю, что она в любую секунду войдет и застанет меня — совершеннейшую незнакомку, — стоящей в ее гостиной.
Но потом я вспоминаю, что не застанет. Не сможет. Никого и никогда больше не застанет. И отпечаток ее помады на стакане не теплый и мягкий — холодный.
Скри-ип. Я подпрыгиваю, моя рука взлетает к груди. Скри-ип. Скри-ип — снова и снова, в коридоре. Сердце ускоряет бег.
— Флинт? — зову я. Нет ответа.
Желудок завязывается узлом, набитым бритвенными лезвиями. Какое-то непонятное гудение. Голос. «Сапфир? Ты здесь?»
— Иду наверх, Ло, — доносится до меня голос Флинта.
Я выдыхаю, но паника не уходит, только отступает в сгущающуюся темноту, выталкивает меня из этой комнаты в следующую.
Ванная: за зеркалом пять разных видов духов в элегантных стеклянных флаконах. Я буквально вижу, как она стоит перед зеркалом, душится… шея, запястья, локтевые сгибы. Я хватаю один флакон — средний в ряду, сую в карман. Ее вещи. Я хочу обладать ее вещами.
Маленький рисунок птицы над унитазом привлекает мое внимание. Мне нравится рисунок — он напоминает тот, что я видела в шкафчике Сапфир в «Десятом номере». Задаюсь вопросом, нарисовал ли его тот же человек. Птица. Над выключателем две фотографии Сапфир. На одной она с Марни, вероятно в баре, вполоборота к камере. На другой — с девушкой, которую я не знаю.
Я иду дальше. Кухня: желтые стены, засохшие цветы в глиняных вазах, коробки кукурузных хлопьев и чипсов на холодильнике. Магниты с рекламой местных заведений, листочек с клейкой полосой с надписью-напоминанием: «Прачечная!» Почерк девичий. Еще фотографии Сапфир с подругами. Я задерживаю луч фонаря на каждой. Везде у нее на губах темно-синяя помада. Меня тревожит этот момент. Где ее помада?