— Какой автобус? — резко спрашивает она меня.
— Автобус?
— Да. Номер автобуса. Вы сказали, что шли к автобусу, — говорит она отрывисто, словно рубит. От этой резкости живот скручивает еще сильнее. Она словно рвет бумагу.
— Девяносто шестой, — отвечаю я. Тот самый автобус, к остановке которого меня отвела девочка с сеткой лука. В день, когда Сапфир убили в желто-маргаритном доме.
Пуля. Везде осколки стекла, такие острые.
Это не он. Это не он.
— Гм-м-м, — говорит Менкен, по голосу ясно, что она мне не верит. Снова что-то записывает в блокнот. — А что вы вообще делали в этом районе, мисс Марин, до того, как решили заглянуть к этому человеку?
Я вонзаю ногти в ладони. «Не морщись. Не кричи».
— Встречалась со знакомым — я едва не говорю «со знакомой», едва не называю имя — Сапфир. — С Флинтом. — И от этого имени тело пронзает боль. — Проходила мимо по пути к автобусу. Я живу в Лейквуде. — Боль в ладонях разрывает меня.
— Не следовало бы вам здесь гулять, — строго говорит Флэк. — Это опасный район. Вы молодая девушка, одна. Ходячая цель, — он осуждающе смотрит на меня. — Учитесь в школе?
— В девятом классе старшей школы имени Джорджа Вашингтона Карвера.
Слова, слетающие с моих губ, кажутся мне такими смешными. Словно произношу их вовсе не я. Мой взгляд падает на клочок ваты на нагрудном кармане Флэка. Этот клочок мучает меня, разрывает все клеточки моего тела — ему там совершенно не место, — требует, чтобы я его сняла, чтобы форменная куртка стала чистой. Так точно будет лучше.
Моя правая рука поднимается, чтобы снять клочок ваты, но Флэк перехватывает мою руку, и я не могу. Не дотягиваюсь до него. Раздражение распирает грудь, передается в руки. Я вскрикиваю, меня начинает трясти. Клочок ваты на прежнем месте. Его надо убрать.
— Тихо, тихо, — мягко говорит он, медленно ослабляя хватку, отпускает мою руку, которая падает плетью. Пытается встретиться со мной взглядом. Я смотрю на шнурки моих кедов: шесть иксов. Они меня немного успокаивают. — Я знаю, вы испытали шок, но мне нужно, чтобы вы попытались сохранить спокойствие.
— Я просто… хотела это поправить, — пытаюсь объяснить я. — Я не смогла… ему там не место… я не смогла поправить.
С его губ слетает короткий, напряженный смешок, он сам снимает с куртки клочок ваты и держит в руке, словно это оружие, которое он собирается бросить, но сначала хочет убедиться, что этим не причинит мне вреда. Когда Флэк разжимает пальцы, клочок ваты кружится в воздухе и падает в темноту.
— Давайте вести себя спокойнее, хорошо? — обращается Флэк ко мне. — Никаких резких движений.
— И руки держи так, чтобы они все время были у нас на виду, — добавляет Менкен. Она чуть склоняет голову, прищуривается. — Странно, что ты оказалась здесь, у железнодорожных рельсов. Если бы я пыталась найти автобусную остановку, то едва ли пришла бы сюда.
— Я заблудилась. — Меня вновь начинает трясти. Я одергиваю свою куртку. — Не знала, куда иду.
В этот момент дверь в дом Марио открывается. Фельдшеры медленно спускаются по ступенькам. Несут носилки, которые теперь явно тяжелее. Потому что на них тело. Накрытое белой простыней. Кровь отливает у меня от головы в ноги. Все кажется нереальным.
Флэк одной рукой обнимает меня за плечи и ведет к полицейской машине.
— Я попрошу кого-нибудь отвезти тебя домой. Твои родители, наверное, переволновались. Я позволю себе предположить, что ты опаздываешь к обеду на два часа и не позвонила им. У меня двое детей твоего возраста, и, поверь мне, если б я застукал их гуляющими здесь в одиночку, в этой части города, то в течение целого года они проводили бы свободное от учебы время дома.
Я почти говорю ему. Почти делаю признание: «Меня никто не ищет». Вместо этого шепчу: «Хорошо». Еще глубже засовываю руки в карманы. Я оборачиваюсь, смотрю на Менкен, которая переминается с ноги на ногу в высоких черных ботинках. Она смотрит на меня, оскалившись.
— Ах да, — он убирает руку с моих плеч, лезет в карман накрахмаленной белоснежной форменной рубашки и протягивает мне белую визитную карточку: «Лейтенант Лейф М. Флэк. Управление полиции Кливленда». — Обязательно свяжись со мной, если вспомнишь что-то еще. То, что сейчас выпало из памяти. То, что может помочь расследованию. И дай мне свои координаты, хорошо? Имени, фамилии и номера мобильника хватит. — Он протягивает мне блокнот, втягивает голову в плечи, повыше застегивает молнию куртки. — Здесь сегодня холодновато.
«Пенелопа Марин», — пишу я. Скриплю зубами, но не могу остановиться и не написать еще раз: «Пенелопа Марин». И еще: «Пенелопа Марин».
— Одного раза достаточно, — в его голосе слышится настороженность.
Я прикусываю кончик языка три раза, и мне удается написать номер мобильника только единожды.
В сверкании мигалок приезжают новые копы, Все переливается красно-белым. Я закрываю глаза. Болит голова.
— Эй, Флэк! — Это Менкен, зовет его с крыльца. — Подойди на секундочку, а?
— Держись, хорошо? Сейчас я найду патрульного, который отвезет тебя домой. Вернусь через секунду. — Флэк бежит к Менкен, и оба уходят в дом. Как только дверь закрывается, я тук тук тук, ку-ку, не жду обещанной машины — не могу ждать — и быстро иду по улице Евклида в обратном направлении, зарывшись лицом в куртку, ощущая полнейшую беспомощность.
Очевидно, охранник не мог убить Марио. Марио что-то знал, и кто-то убрал его, чтобы он никому ничего не сказал. Он солгал мне по веской причине: или знал то, что знать не следовало, или приобрел вещи, которые не должны были к нему попасть. Никакое это не совпадение. Марио вляпался в эту историю, как вляпался в нее охранник, и теперь оба они выведены из игры.
Я тоже вляпалась в нее.
Я застегиваю молнию до самого подбородка, достаю из кармана мобильник. Половина двенадцатого.
Ни одного пропущенного звонка: мама и папа даже не знали, что меня нет дома.
* * *
Вернувшись в свою комнату, я переставляю шкатулки из лиможского фарфора на одну полку выше, расставляю группами по три, все в ряд, с расстоянием в дюйм между соседними. Потом приходит черед пресс-папье — все стеклянные, с маленькими вселенными внутри, планетами размером с ноготь. Их место у противоположной стены. Шесть на одной полке, шесть — на другой. Одни точно под другими (или над другими). Это означает, что бронзовые маргаритки надо перенести с левой половины стола на правую, а украшенные сверкающими камнями черепаховые гребни — на левую. Миниатюрные знамена штатов (не хватает Делавэра, Западной Виржинии, Невады, Небраски, Северной Дакоты и Южной Дакоты) передвигаются на три дюйма вниз и на два вправо.
Нет. Все по-прежнему не на месте. Под наклоном. Асимметрично.
Я так устала, что едва держусь на ногах. Вытягиваюсь — на минутку — на трех лежащих на полу диванных подушках с вышитым на каждой шелково-перламутровым петухом, и земля начинает забрасывать меня пригоршнями шестерок, и девяток, и дюжин. Они валятся на меня, не касаясь друг друга. Настенные часы показывают одно и то же время: половину пятого утра. «Только минуту, — решаю я, позволяя глазам закрыться, — а потом я пойму, куда что надо поставить. Потом я все сделаю правильно».
Глава 19
Подвал нашего старого дома в Чарльз-Виллидж, в Балтиморе: Орен, Сапфир, Марио и я развалились на разложенном диване с желто-зеленой обивкой, смотрим телик. Сапфир усаживается на Марио, они начинают качаться взад-вперед. Орен наклоняется ко мне и что-то шепчет мне на ухо, на каком-то тарабарском языке, и я не понимаю ни слова. Он подается назад, и мы уже лежим на ковре, наши головы соприкасаются. А потом Марио, Сапфир и Орен поднимаются к потолку. Орен говорит: «Давай к нам, Ло. Поторопись, мы скоро улетим». Но я парализована. Не могу дотянуться до него. Они уплывают, они исчезают.
Я просыпаюсь, как от толчка. Мой мобильник яростно трезвонит на прикроватном столике. Я хватаю его. Мой голос дрожит: «Алло? Флинт?».
Громкая ритмичная музыка, потом незнакомый голос:
— Э… нет. Это Говард, управляющий «Десятого номера». Я говорю с Джульет? — Звон стаканов, женский голос, доносящийся издалека: «Так почему я должна пахать за нее, а?»