— В Болонье есть друзья албанцев Яри и друзья марокканцев Рашида. Если албанцы к кому-то относятся хорошо, то марокканцы к нему относятся плохо, и наоборот.
Ей не понравилось, как смотрел на нее начальник отдела по борьбе с наркотиками. Гарелло тоже на нее смотрел, но не так. В его взгляде чувствовалась скрытая ненависть и еще много чего, но в глазах начальника было другое.
— Послушай, Лара, я тебя так называю, потому что ты могла бы быть моей дочерью. Если у тебя есть что сказать, лучше скажи сейчас. Ты ничего не хочешь мне сказать? Этот интерес марокканцев очень странен. И странно, что ты получаешься соучастницей албанцев. Когда вы оказались там с этим бедолагой, в вас стреляли. Почему? Какой промах вы с ними совершили? А потом, те говорят, что ты должна умереть… Тебе так-таки и нечего сказать?
Лара не ответила. Голос куда-то исчез, и внутри было очень холодно. Она даже задрожала.
— И потом, этот случай с главным инспектором Гарелло…
— Нет, комиссар, прошу прощения…
Начальник отдела поднял руку, и Гарелло пожал плечами.
— Мы же договорились не упоминать об этом… — пробормотал он.
— Ну уж нет, потому что и это тоже странно. Вот смотрите, именно вы прибываете на место происшествия, когда инспектору пришлось отбиваться от двоих албанцев, причем они не просто воры, они сбывают наркотики, и на кого они работают? Ясно, на Яри.
— Но у нас был вызов, — прошептала Лара, — из оперативного центра…
— И вы поехали туда, тут сказать нечего, таков был приказ. Но потом что ты делаешь? Ты меняешь показания и обвиняешь инспектора. Почему? Знаешь, как это называется, Лара? Это называется вводить в заблуждение. Разумеется, мы здесь обсуждаем только гипотезу. Если только у тебя не появилось что сказать. Ты ничего не хочешь сказать, Лара?
Она почувствовала, как слезы побежали по щекам еще раньше, чем она подняла взгляд. Даже носом не шмыгнула. Просто плакала с сухими глазами, только две слезы выкатились, и еще вздохнула, будто всхлипнула, как ребенок.
Начальник отдела еще немного подождал:
— Хорошо. То есть плохо. Послушай меня. Я похлопочу, чтобы тебя перевели в другой город, в офис, потому что здесь нам не нужен еще один мертвый полицейский. Тебе сразу придет извещение о расследовании, которое я открываю по твоему делу и по делу убитого бедняги. И все-таки подумай. Только мы можем тебя прикрыть. Помни об этом. У тебя никого нет, кроме нас.
Лара подняла глаза и встретилась взглядом с Гарелло. Он улыбался одними глазами.
Она думала: меня подставили.
Я ведь не такая, как в кино, я боюсь, я ничего не поняла, и мне страшно. Я умею разговаривать с мужьями, которые бьют жен, с мальчишками, пропадающими на дискотеках, я могу распознать наркомана в передозировке, угнанный автомобиль, я никогда не затопчу места преступления, не оставлю даже следа от туфель. Я все нахожу, могу найти кокаин в машине, нож в кармане, я знаю все диски «U2», все книги Барикко, я быстро просекаю, когда мне морочат голову, но я не из тех, кто с лету все понимает. Я подам рапорт. Но кому подавать, если я сама в подозреваемых?
Она думала: я ничего так и не поняла.
Думала: что же теперь делать?
Она залезла под душ. Потом подождала, пока вернется Марко после работы в библиотеке, и все ему рассказала.
И по мере того как рассказывала, слезы высыхали, и она заметила, что, даже если она и не такая, как в кино, она тоже начинает кое-что понимать.
— Ты что, спятила, Ларик?
«Ага», — подумала Лара, но вслух не сказала. Она держала Гарелло под прицелом пистолета, одна рука снизу, другая сверху, как учили в академии.
— Брось пушку. И сними палец с курка, она может выстрелить, когда ты того не захочешь.
А я захочу. Но она знала, что не выстрелит. Она еще никогда ни в кого не стреляла.
— Ты в кого-нибудь стреляла, Ларик? — прошептал Гарелло. — Ничего хорошего в этом нет, даже если у тебя куча причин выстрелить, можешь мне поверить.
— Пошли наверх. Повернись. И не вздумай шутить.
— Не вздумай шутить, Ларетта. Ты что, думаешь, это кино?
Всю дорогу наверх в лифте и потом, когда он открывал дверь, она думала, что, с его силой, он запросто мог наброситься на нее и вырвать из руки пистолет, но почему-то этого не сделал. Она закрыла дверь и остановилась в коридоре.
— Там мы почти что занялись любовью, помнишь? — Гарелло указал на комнату в глубине коридора.
— Ты меня достал, — сказала Лара. — Но почему именно я? Ты работаешь на Рашида.
Гарелло ничего не ответил. Только удовлетворенно хмыкнул. Лара поняла на лету. Она принялась расстегивать блузку и открыла живот, вытащив ее из джинсов. Приподняв блузку рукой, она повернулась боком, чтобы было видно спину.
— У меня нет микрофона. Если хочешь, разденусь догола.
— Валяй.
— Свинья.
— Я не шучу. Не знаю, чего тебе надо, Ларик, но если хочешь говорить со мной, я должен быть уверен. А нет — стреляй и будь здорова.
Лара стиснула губы, прикусив изнутри нежную кожицу. Потом, наступив на пятку кроссовки, стянула с ноги сначала ее, потом носок и то же самое проделала уже босой ногой с другой кроссовкой. Она сняла блузку, сначала один, потом другой рукав, перекладывая пистолет из руки в руку. Расстегнула джинсы, спихнув их вниз, и потопталась, пока они не съехали на пол. И осталась в трусиках и в лифчике.
Гарелло улыбнулся. Поднял бровь.
— Свинья! — сказала Лара.
Она оттянула резинку трусиков большим пальцем и стянула их вниз. Остался только лифчик.
Гарелло покачал головой:
— Сейчас делают такие малюсенькие микрофоны… Что-то мне кажется, что вот эта грудь больше вот этой.
Лара забрала щеку между зубов и так куснула, что губы онемели. Она чуть не разревелась. Потом опустила бретельки, схватила лифчик за чашечки и стащила на живот. Губы исказила гримаса, словно она что-то от себя отрывала и ей было очень больно. Перевернув застежку наперед, она отстегнула ее, и лифчик упал на пол.
Теперь она была совсем голая. Только пистолет в руке.
— Я работаю на Рашида, — сказал Гарелло. — Я с ним сговорился против албанцев. Если бы ты подумала, ты бы поняла, что все крупные операции я провел против Яри. Марокканцев же мы задерживали так, для отвода глаз, по уговору с Рашидом. Но не беспокойся, он никогда никого не пас.
Лара перенесла тяжесть тела с одной ноги на другую. Она начала замерзать, стоя голышом посреди коридора, с тяжелым пистолетом в руке. Ей казалось, что весь холод сосредоточился у нее на груди. Грудь заледенела и подрагивала.
— А тех двоих албанцев я пришил потому, что за пару дней до этого они хлопнули парня из группы Рашида. Они и не собирались ничего красть: это были крупные шишки. Рашид хотел их ликвидировать, но не привлекая внимания, поэтому за дело взялся я. Это я стрелял, я кинул кирпич. Никакой полицейский не прогнал бы воров лучше меня. Загвоздка одна: в дело влезла доставала. Слушай, может, пойдем сядем? Сидя лучше беседовать.
Лара кивнула и двинулась за Гарелло в гостиную, держа его на прицеле. Он уселся на диван. Она в кресло. Гарелло отстегнул свой пистолет от портупеи и положил на столик. Тихо, как велела Лара. Она взяла пистолет Гарелло, а свой положила рядом: зачем ей два?
— А знаешь, у тебя действительно красивые груди, — сказал Гарелло. — Вот черт, а ведь я хотел тебя убить: кровь ударила в голову. Так бывает, когда уже убил кого-нибудь. Либо ты в полном депрессняке, либо у тебя избыток адреналина. К сожалению, я такой… Я дал маху, Ларик. Я думал, что если я ничего не предприму, то ты меня не выдашь. Но ведь было же чувство? Или я ошибаюсь? Зачем ты сюда пришла, Ларик? Ведь не убить же меня?
— Нет, — сказала Лара. — Я пришла поговорить. Я хотела сказать тебе, что сама все поняла, сама выстроила все события в линию, но мне наплевать. Я знаю, что это несправедливо, и мне жалко Паскуале, а тебя надо бы отправить в тюрьму, но что я могу сделать? Теперь вы меня загнали в угол этим фальшивым телефонным звонком и можете убить, стоит вам только пожелать. В общем, я пришла просить тебя оставить меня в покое: я ничего не скажу, да и на черта тебе надо, чтобы я говорила? Меня хотят упрятать в тюрьму, так что я теперь неопасна. Я хотела сказать, что буду сидеть тихо, пока буря не утихнет, а потом уволюсь из полиции, такие вот дела… Выйду замуж за Марко и стану тренировать школьную команду по ручному мячу. Я пришла, чтобы сказать тебе все это, но потом решила по-другому.