Район Фирих, летний императорский дворец
Он даже не вышел из транса — вылетел из него, как будто мир проекций выплюнул его, предварительно прожевав острыми ядовитыми зубами и признав слишком жестким.
Привычно тошнило. Жутко болела голова. Перед глазами расплывались круги, дрожали руки. Все, как всегда.
Умыться ледяной водой, глубоко подышать, стоя возле открытого окна.
Именно поэтому несанкционированные ментальные практики в империи были строго запрещены. Он лично поспособствовал наложению этого запрета. Не потому что боялся конкуренции. И не потому что не хотел, чтобы немногочисленные, но достаточно сильные менталисты могли предсказывать будущее — хоть бы и цены на акции, а то и вовсе номер лошади, которая победит в завтрашних скачках. Приноровившись, можно было бы использовать дар и для подобных целей.
Нет. Потому что не надо лезть туда, куда не просят. Высматривать в людях то, что они хотят скрыть. Потому что далеко не всяким оружием вообще нужно размахивать, где ни попадя.
А еще, потому что каждое вхождение в тонкий мир может стать для менталиста последним. В лучшем случае просто убить. В худшем — безвозвратно, непредсказуемо повредить его мозг, превратив человека в неуправляемого зверя, наполненного силой эфира.
Именно поэтому менталистов старались отыскать и отправить на специальное обучение как можно раньше — чтобы научить идеальному самоконтролю. Именно поэтому строго ограничивали разрешенные практики. А любую самодеятельность за пределами допустимого использования дара контролировали метками и запрещали.
В империи достаточно проблем без «дефектных эмпатов», которые стали рождаться после второго Разлома, когда Альварские горы в очередной раз изменили магическую суть территорий империи. Точнее, когда империя вообще появилась. И меньше всего человек хотел, чтобы с ментальным даром случилось то же самое, что произошло с другим — который теперь был запрещен полностью. На уровне уничтожения всех его носителей. Слишком сильных, слишком непредсказуемых, чтобы можно было хоть как-то контролировать их деятельность. И их безумие…
Сейчас человек сидел на мягком полу в защищенной комнате для медитаций и глубоко дышал, пытаясь прийти в себя. То, что он увидел, нужно было осмыслить.
Проекция была видимой, и это означало только одно: событие произойдет в течение трех лет. Но когда именно — неизвестно. В любой момент. Может завтра, а может — через два года и одиннадцать месяцев.
И он не знал, что ему делать с полученной из эфира информацией. Он служил империи, а не ее правителю. К тому, что Тагир скоро умрет, он был готов — к этому все были готовы. Как и к тому, что вслед за этим случится закономерное или, скорее, неизбежное — восхождение на трон императора Джеремиана.
Но человек не был готов к тому, что увидит дальше.
Нужно ли теперь сообщать монарху? Риторический был вопрос. Именно из-за этого дар менталистов в свое время и поставили под вопрос вплоть до объявления вне закона. Сейчас можно использовать эту информацию на свое усмотрение. Рассказать императору — но что тот сможет сделать? Других наследников у его величества нет. Альтернатив, собственно, никаких. Но, если Тагир снова начнет развивать активную деятельность, как недавно это продемонстрировал, у кого-нибудь да возникнет вопрос: по каким таким причинам? Что он пытается предотвратить? Ровно то, о чем знает. И несложно будет догадаться, кто сообщил ему об этом. Людей, способных видеть проекции, в империи не то чтобы много. Приближенных к императору — тем более. Точнее, всего один.
А человек хотел жить. И очень желательно, жить хорошо. Он понимал, что Джеремиану тоже понадобятся услуги менталиста. Лояльного менталиста. И выбирать ему особо не из кого.
Поэтому человек взял со стола телефон и набрал знакомый номер.
— Генерал Стентор?
Триединая империя, Альварские горы
Особняк семьи Коннор
Мантикора стояла посреди внушительной ванной, широко расставив мощные лапы, и не сопротивлялась манипуляциям. Она понимала, что это просто необходимо. Виктор тщательно намыливал ее шерсть, слипшуюся от долгого пребывания на улице.
Фанни, присев на край ванны, безостановочно щебетала, отвлекая не-собаку от малопонятной процедуры. Возражений и протестов ни с одной из сторон не было. Умные желтые глаза рассматривали альварскую девицу с оценивающим любопытством, словно оценивали будущий фронт работы.
Виктор это отметил, но говорить ничего не стал. Во-первых, потому что не имел глупой привычки болтать и вмешиваться в жизнь взрослых родственников. При всем противоречивом ощущении, что старший брат должен следить за младшими. Во-вторых, потому что убервольфы сами решали, кто нуждается в их внимании и защите. Переубеждать эту скотину… да бесполезно. В-третьих, лорд Коннор знал, на что способна такая «собаченька». И в глубине души был несказанно рад тому, что у Фанни появилась такая грозная компаньонка. Учитывая, что в последнее время его сестра активно бросала вызов имперской системе, лишней такую компанию не назовешь.