Что перед последним уроком те самые мальчишки, которых впоследствии нашли сильно обугленными, жестоко поиграли с заучкой. Облили маслом пол и запустили парнишку головой в стену.
На уроке тот явно скверно себя чувствовал. Что понятно, после такого-то «заезда», но учительница (та самая, новенькая!) не только не отпустила его с уроков, но и прилюдно высмеяла.
— Его ударили головой об стену, — Виктор не заметил, как начал не просто размышлять вслух, а разговаривать со своей новой коллегой. А та смотрела умными глазами и очень внимательно слушала. — Ему было больно. Очень больно. И за обезболивающими он пошел к медсестре. Которая тоже удивительным образом пропала. Ты случайно не знаешь, куда? Нет? А жаль, я бы с ней обстоятельно поговорил…
После посещения медпункта Луг оказался в кабинете у директора — нашелся свидетель, который видел, как он туда заходил. Но директора уже не спросишь, он как раз в числе погибших. Затем дети, отправлявшиеся на экскурсию, видели, как мальчик был наказан и отправлен жечь траву. К этому моменту в школе остались еще несколько «дежурных», которых тоже не взяли в поездку.
Плюс любопытная компашка из восьми отморозков. Трое убили других пятерых и оставили прямо на месте. Зная, что огонь скроет все следы.
А дальше — еще одна случайность. После нападения Виктор планировал вдумчиво поговорить с троицей. Но не вышло — буквально через минуту в глухом проулке появился дежурный патруль. Не во время короткой драки, не в тот момент, когда лорд Коннор сооружал инсталляцию из двух организмов. А сразу, как только вся троица была обезврежена, но вопросов задать еще никто не успел. Вот так внезапно.
Виктор, как полагается, передал их в руки правосудия. Естественно, никто не разрешил ему вести допрос. Пришлось позвонить де Зирту и попросить организовать официальный запрос, как потребовало начальство местной охранки. Уже утром разрешительные документы, подписанные лично начальником департамента, прислали факсом. Только так вышло, что допрашивать было некого. Все трое вечером отравились несвежей едой в тюремной камере. До смерти. Утром их нашли уже остывшими.
Кто-то очень, очень старательно мешал лорду Коннору раскапывать это дело. Основательно так мешал.
Луг был одаренным, причем, дар у него был довольно странный для полукровки. И об этом не знал никто, кроме наблюдательного Найджела. Или кто-то все же знал, но тоже делал вид, что ничего не происходит?
По невыясненным причинам в здании школы, из которой ну очень уж своевременно эвакуировали почти всех детей — оказался, а потом сгорел дотла — весь Иргейский архив с данными за последние тридцать лет.
И, наконец, тело юноши очень скоропалительно затребовали из морга. Так быстро и так основательно, что не в меру любопытный патологоанатом подсунул им другой обугленный труп. А этот решил вдумчиво изучить. И обнаружил под кожей грудины нефритовый композит. Артефакт, способный скрыть истинный дар.
— Как любопытно, — Виктор снова посмотрел на Мантикору. — Каждое обстоятельство по отдельности можно считать обыденным. Но все вместе? Не слишком ли много случайностей в одном месте? Если только это место не обладает магической способностью притягивать неприятности.
— Бу, — сообщила не-собака.
— Кто этот композит ставил, я тоже знаю. Не то чтобы много было в империи умельцев-артефакторов такого уровня. И все это я выясняю благодаря наблюдению и интуиции… Положительно, на гражданке удобно. Следствие идет куда бодрее, если на тебе нет лишней бюрократической нагрузки.
— Бу.
Триединая империя, Джалан
Район Хеске, частный поселок
Лейла судорожно набирала номер Сафиры. Абонент уже второй день был недоступен. Ойген даже не пытался объяснить своей невесте, что такое случается. Точнее, решил, что одной злобной истерики ему на сегодня хватит.
По телевизору в очередной раз показывали криминальную хронику, в которую Лейла буквально вцепилась глазами, ожидая услышать новые подробности.
Но их не было. Снова только фото распростертого девичьего тела. Длинные рыжие волосы, разметавшиеся по грунту. Страшные раны. Изуродованное, располосованное лицо.
И красивая женщина-полукровка, которая сдержанным холодным голосом поясняла журналисту свою точку зрения:
— Наши представления — это, прежде всего, шоу. Перфоманс. Да, мы регулярно привлекаем к работе студентов Академии Искусств. Но, прежде всего, мы соблюдаем правила безопасности. Важно понимать разницу между тем, когда человека бьют на сцене или на экране — или когда то же самое делают в жизни. Это совершенно разные вещи, работа артистов и… обычное насилие.