Я обошла дом в поисках всякого интересного. Но холодильник оказался не из тех, в которые так и просятся внушительные пучки салата ромэн. Он был не для кейла и не для листовой свеклы. В лучшем случае туда зашли бы упаковочки с чищеной беби-морковью. В кладовой едва хватило места для пастины и пакетов с консервированным бульоном. В детстве я дружила с девочкой, чьи родители были бедны, как нищие в девятнадцатом веке. В их кладовке стояли ящики с просроченными продуктами, которые приносили прихожанки церкви. Однажды, когда я осталась ночевать у этой подружки, ее мать вскрыла к ужину упаковку готовых макарон с сыром и обнаружила в ней молочного цвета личинок, которые ползали, шурша друг о друга. Женщина поковыряла пасту, сбрасывая личинок в раковину, и включила горячую воду, чтобы расплавить сыр. Потом моя подружка смотрела на меня через стол яркими влажными глазами. Семейство стало произносить молитву, я задрала подбородок и сделала вид, что закрыла глаза, но на самом деле смотрела на свою тарелку, следя, не появится ли там шевеление. Рука подруги в моей ладони была маленькой и теплой. После того вечера мы больше никогда вместе не играли. Наши отношения только начинались и были на такой стадии, когда это еще не ощущалось как травма. Но теперь я думаю о той девочке постоянно. Я думаю о ней каждый раз, когда открываю коробку с пастой.
– Это куда? – спросил тот, что с татуировкой на шее. Грузчики держали двухместный диванчик «Плум» цвета бургунди, бархатное гнездышко без подлокотников, которое подарил мне Вик. Он не раз имел меня на нем. Такова была цель многих подарков.
Я хотела, чтобы грузчики отнесли диван на третий этаж, но они все взмокли. Бисерины пота поблескивали на лбах, как те личинки.
Я встряхнула жирными волосами, распустив «конский хвост», и потерла плечо.
– Вы такие силачи, но, наверное, невозможно будет занести диван на третий этаж?
– Нет ничего невозможного, – сказал тот, что с золотым зубом.
Я улыбнулась и поблагодарила его. Затрепетала ресницами. То есть на самом деле! Потом развернулась и чувственно поплыла к кухне. Я не считала, что в умении пользоваться сексом есть что-то дурное. Знаю, некоторые люди думают по-другому, но не понимаю почему. Моей наставницей была тетка Гося. Она не являлась моей тетей по крови. Гося была второй женой брата моего отца. Австрийка, сногсшибательно красивая: блонд помпадур, черные костюмы от «Дольче и Габбана», перебор с филлерами. Гося муштровала меня в искусстве сексуальных сражений. Учила, что женщины должны задействовать все свои сильные стороны, чтобы одержать победу. Тебя будут обзывать по-всякому, говорила она. Только потому, что сами себя ненавидят.
Когда грузчики проходили мимо меня с диваном, я увидела выцветшее местечко, с которого оттирала сперму Вика. Поначалу меня воротило от этого пятна, но в последнее время оно превратилось в полинялый знак отличия.
– Йоу, а вы в курсе, что там, под вами, живет Уайт-Спейс? – спросил татуированный загривок.
Я сказала, что в курсе.
– Гребаный псих, – буркнул тот, что с золотым зубом. – Что это вообще за притон? Какое-то дерьмо вроде коммуны художников?
– Понятия не имею, – пожала я плечами. Оба они вдруг показались мне уродами. Я выглянула в окно, снова пожалев, что не переехала куда-нибудь, где идет снег, где большие желтые «бобкэты» ревут во вьюжные утра. Я обожала огни фар в метели. Но я приехала в Лос-Анджелес не от нечего делать. Я и так слишком надолго засиделась в Нью-Йорке, в то время как следовало бы попытаться найти Элис. «Большое яблоко» – лживый город, вот что я тебе скажу. Всякий мегаполис обманывает по-своему, но Нью-Йорк побил все рекорды по вранью. Я не рассчитываю, что ты ко мне прислушаешься. Каждый узнает это в собственный час и на собственной шкуре.
Грузчики заметили, что я перестала играть роль. Ух, как они этого не любят. Я всегда боялась разозлить мужчину. Не быть податливой женщиной. Я всегда боялась быть убитой. Чтобы задобрить собственное чувство вины из-за того, что я не продолжила флирт с грузчиками сексом, я дала каждому из них по пятьдесят долларов чаевых. Интересно, этим ребятам приходилось покупать свой метамфетамин или они готовили его в заржавленном трейлере? Я представила себе, как грузчики едят устричные крекеры за стойками угрюмых продуктовых магазинов в Долине.
Бывали в жизни времена, когда я сотню баксов ни в грош не ставила. Но сейчас, когда эти полтинники покинули мою ладонь, лоб вспыхнул жаром. Я ощутила привычный страх. В один из месяцев я каждый вечер ездила на автозаправку и в лотерейном автомате покупала билетики, с которых надо было соскребать защитный слой. Я соскребала его под антимоскитной лампой рядом с насосом для шин. Десятицентовиком, потому что у него были рисочки на ребре. Однажды весенним вечером я выиграла пятьдесят долларов, и меня охватила такая эйфория, что я могла бы баллотироваться в президенты.