Но мы должны оговорить условность такого деления промыслового культа на два этапа. Вопрос этот еще недостаточно изучен. Дело в том, что представления о духах-хозяевах и обряды по отношению к самому животному известны у народов с одинаковым уровнем развития. Более того, они встречаются в одну и ту же эпоху. Однако психология первобытного охотника изучена еще очень слабо, и у нас нет уверенности в том, что мы просто не имеем более точных данных и не знаем, кому предназначались эти обряды — животному или его хозяину.
В происхождении промыслового культа, кроме связи с тотемизмом и страха перед хищными животными, известную роль сыграли также рациональные приемы, обеспечивающие удачный промысел. Одним из таких приемов была охотничья маскировка. Она развивала представления человека о родстве с животными: надевая шкуру, он становился похожим на животное, снимая ее — значительно отличался от него. Имитирование повадок зверя и ряжение в шкуру послужили основой для возникновения охотничьих танцев. От ловкости, мастерства охотника зависел результат охоты, а иногда и его жизнь. Поэтому охотничьи племена очень тщательно изучали повадки зверя и мастерски, талантливо подражали им. Охотничья маскировка имела широкое распространение среди многих народов Азии, Америки, Африки, Австралии.
В XVII в. эвенки во время охоты на оленей надевали на голову кусок оленьей шкуры с рогами и подкрадывались к ним ползком. Чукчи еще в начале нашего столетия охотились на тюленей, отличающихся чрезвычайной чуткостью и осторожностью, тщательно маскируясь: надев на себя тюленью шкуру, охотник с помощью скребка имитировал звуки ползающих по льду тюленей и подползал к ним с подветренной стороны, подражая их движениям.
Путешественник Г. Кэтлин в 1830-х годах наблюдал охоту у североамериканских индейцев: «Человек охотится на бедных бизонов во все времена года и различными способами… он подкрадывается к ним, когда они спокойно пасутся, под маской волка и подстреливает их, прежде чем они почувствуют приближение опасности… они натягивают на голову целиком волчью шкуру и таким образом замаскированные часто проползают на четвереньках с половину английской мили, прежде чем они приблизятся на небольшое расстояние к беспечному стаду и с легкостью подстрелят жирных бизонов»[37].
Калифорнийский индеец-охотник
Охотясь на газелей, охотники-бушмены надевали на голову шапку из шкуры газели, снятой вместе с рогами и ушами, скрываясь в траве, подползали к животным на расстояние выстрела и убивали их отравленными стрелами из лука. Антилопы, зебры, страусы — более осторожные животные, поэтому при охоте на них необходимо было соблюдать осторожность. Для охоты на страуса и зебру требовалось перевоплощение охотника. На спину он надевал специально сделанное из соломы и перьев приспособление, изображающее тело страуса, и, продвигаясь вперед, ближе к объекту охоты, искусно действовал специальной палкой, воткнутой в набитую сеном шею и голову страуса, подражая движениям птицы, изображая ее щиплющей траву, встряхивающейся, осторожно осматривающейся.
Имитирование движений животного имело значение не только для подражания животному в магических целях, но и для приобретения, передачи и накопления охотничьего опыта. Возможно, именно для этой учебно-тренировочной цели и возникли охотничьи пляски, магический характер которых проявился позднее.
Рациональный характер имели первоначально, по-видимому, все магические обряды над промысловым инвентарем, существовавшие у многих рыболовческих и охотничьих народов. В их основе лежит многовековой опыт охотников, приспособившихся к тонкому чутью зверя. В саамском мифе олень, рожденный девой, хочет жениться на дочери человека. Мать говорит ему: «Сынок, ты не сможешь жить с человеческой девушкой. Она другого запаха. Она не сможет быть чистой, как ты. Ты мяндаш — дикий олень. От ее запаха ты всегда будешь прядать ушами. Тебе не будет терпения жить в своем доме»[38]. С боязнью жилого запаха связаны как многочисленные табу, так и обрядовые окуривания орудий охоты, сетей и т. п.
37