Потом Ленин еще так добавил: «Берегите свое солнце. Ой, зорко берегите! От плохих, злопамятных людей берегите. Тогда ваша жизнь с каждым годом будет становиться лучше. Когда солнце будет уходить спать, над тундрой Нгэрм-Харп светить будет. Хорошо, красиво будет светить. В домах жить будете, в каждом доме будет сиять маленькое, яркое солнце. Хорошо будете жить, очень хорошо!».
После этого сюдбя-богатырь Ленин и коммунисты на своих упряжках дальше отправились. Другим народам солнце добывать поехали. Но много русских людей — коммунистов осталось в тундре, чтобы помогать ненцам новую, счастливую жизнь строить.
Это все помнят. Это ведь недавно было. Теперь видим: все так получилось, как Ленин, как коммунисты сказали. В тундре, где вымирали люди, фактории, поселки появились. Да что говорить, ты и сама знаешь, как теперь мы живем. Хорошо живем! Спасибо за это Ленину. Большое спасибо коммунистам и всем нашим русским братьям. Тебе говорю, луца-не,[24] большое спасибо. Я знаю: ты газету пишешь, нас по-новому жить учишь. Так вот поезжай хоть на Ямал, хоть в Надым, хоть в Гыду — везде ненцы поют. Про Ленина поют. Про коммунистов поют. Про Ваули тоже поют, потому что Ваули хотел счастья своему народу, за это жизнь свою отдал. Ну, ладно, однако, тут конец! Мась![25] — весело заканчивает Ларко Сусой, на ходу соскакивая с нарты, и, сделав несколько шагов, круто поворачивает упряжку. Олени сразу останавливаются.
Женщина поднимается:
— Молодец! Замечательная легенда!
Проводник машет рукой:
— Какой я легенда. Я простой колхозник.
— Да не ты, а сказка, говорю, замечательная, интересная, — смеется Нина Морозова. — Я ее обязательно запишу.
— Пиши, — отвечает Ларко. — Пусть по-твоему сказка. А Ленин все равно на Ямале был, жизнь ненцев видел, ненцам правильный путь указал.
…Через час они прибывают в небольшой поселок и останавливаются перед крыльцом заезжего дома. Женщина сразу же входит в него. В освещенной электрическим светом комнате она спешно раздевается и, пока готовят заказанный ужин, садится за стол писать. Раскрыв толстую тетрадь, она минуту думает, потом остроконечный карандаш ее начинает мелькать по бумаге, как иголка в руках ненецкой женщины, которая за одну ночь может сшить пару кисов с одиннадцатью узорами.
А Ларко Сусой в это время, привязав оленей к нарте и сняв гусь, стоит у крыльца и любуется сияющими электрическими огнями, новым колхозным поселком, в котором он не был с прошлого года.
Взглянув на небо, он мысленно произносит:
«Вверху Нгэрм-Харп играет. В домах маленькие солнышки-лампочки сияют. Все так, как Ленин сказал».
Удача
Был месяц большой темноты — декабрь. В эти дни солнце совсем не показывалось над тундрой, оно лежало где-то за ледяным морем в своем золотом чуме и ожидало прихода орлиного месяца.[26] Стояли такие морозы, что даже у полярной совы с клюва не сходил обильный иней. А сегодня с Обской губы подул острый ветер, и тундра во мраке казалась безжизненной.
Омра Няруй, низкорослый, худощавый ненец, легкими шагами бывалого охотника шел по снежным застругам в глубь тундры на широких лыжах, обитых лоснящимися оленьими камысами.[27] В правой руке он держал неширокую лопаточку для сгребания снега с капканов, на которую он опирался сейчас, как на лыжную палку. На спине — ружье и небольшой мешок с провизией и приманками. Рядом с патронташем на ременном поясе, чуть звякая цепочками, качались в такт шагов костяные ножны. И хотя он был одет в легкий совок поверх поношенной рабочей малицы, на смуглом лбу под заиндевевшей челкой жестких волос выступили капли пота. Он уже шел столько времени, сколько требуется, чтобы сварить мясо менурея — старого оленя, а до капканов оставалось перейти еще две тундровые речки.
Снежные вихри все стремительнее проносились мимо охотника, предвещая пургу. Няруй знал об этом и тем чаще и крупнее делал шаги, борясь со встречным ветром. Только бы успеть ему просмотреть капканы и ловушки! А сделать это надо обязательно до пурги, иначе капканы будут занесены снегом, их скоро не найдешь, да и неизвестно, сколько времени продлится пурга. До окончания срока обязательств — дня выборов в Верховный Совет РСФСР — осталось три дня, а Омра Няруй не додал пушнины на несколько сотен рублей вопреки принятому им обязательству. Плохо, если Няруй не сдержит свое слово, не выполнит три квартальных плана к большому дню. Себя опозорит и колхоз подведет. «Всегда планы свои выполнял, колхозу помогал занимать первенство у районе, неужто нынче подведу?» — думает Няруй, пристально всматриваясь в вихрастую мглу. А тундра и губа уже закрылись с севера густым туманом.