От неожиданной мысли его ударило в жар. Он откинул назад капюшон малицы. Минуту подождал, словно прислушиваясь к чему-то. Потом ударил себя по колену и решительно вышел из чума. Оглянувшись вокруг и не видя никого близко, он почти бегом направился в торгзаготпункт. Приемная пушнины оказалась на замке. Видно, Понька в другой половине дома, в магазине. Так оно и оказалось. Понька, весело переговариваясь, отпускал товар приехавшим из тундры и уже успевшим проголосовать ненцам. Весь магазин от прилавка до двери был набит людьми. Самого Поньки не было видно. Слышался только его басовитый голос.
— Ох, и шкурка хороша! Настоящее «мягкое золото»! Молодец старик. Плана не имеешь, а государству помогаешь, — говорил он кому-то.
Няруй стоял у самого порога и, слыша эти слова, вдруг почувствовал, что пришел он сюда совсем зря. Ведь Понька мог при людях также хвалить и сданную Няруем шкурку голубого песца. Значит, шкурка теперь уже не тайна, она же побывала в чужих руках. Какой будет толк от того, если Понька и согласиться возвратить шкурку?
«Ну, и глупый же я, глупей авки,[30] — ругал себя Няруй, тяжело спускаясь по ступенькам крыльца. — Как же быть? Пойду, однако, завтра в контору. Председателю скажу, секретарю парторганизации скажу, хоть я беспартийный: „Беда у меня! Не знаю, как быть. Наверно, зря буду лыжи таскать“. Пусть назначат на другую работу».
С такими мыслями возвратился Няруй в чум, растопил железную печку и вскипятил чай. Выпив полчайника крепкого горячего чая, не дожидаясь жены, Омра лег спать.
Утром Омру Няруя вызвали в правление колхоза. Когда он вошел в контору, там сидели трое: председатель колхоза Аби Салиндер, сухощавый, тонкий ненец в коричневого цвета толстовке и в черных ватных брюках, секретарь парторганизации Ямбо Оковой и Афанасий Медведев.
Секретарь парторганизации пододвинул поближе к себе табуретку и пригласил Няруя сесть. Тот минуту потоптался у двери, потом как-то боком прошел между столами и сел напротив секретаря.
— Вот так, поближе ко мне, — сказал Ямбо Оковой, приветливо и испытующе глядя на Омру.
Няруй опустил назад капюшон малицы и стал поглаживать волосы.
— Ну как, товарищ Няруй, здоровье твое? — начал секретарь, открывая костяной портсигар. — Говорят, ты болеешь?
— Нет, я совсем не болею.
Ямбо Оковой, бесшумно постукивая папиросой по крышке портсигара, кивнул в сторону Медведева бритой головой.
— Вон заготовитель говорит: ты в последний раз пришел к нему с голубым песцом и все о чем-то сокрушался. Тебя чем-нибудь обидели?
Няруй отрицательно мотнул головой, глядя вниз и перебирая пальцами сорочку малицы на коленях.
Секретарь спокойно продолжал:
— А отчего ты новое обязательство взять отказался? Ты, Омра, один без обязательства остался.
— Это нехорошо, — вступил в разговор председатель колхоза.
Няруй, еще ниже опуская голову, пробормотал:
— Может, у меня нынче удачи не будет больше!
— Вот-вот, об этом он мне тоже говорил, — сказал Медведев.
Ямбо Оковой лег грудью на стол, спрашивая охотника:
— Что ты сказал? Удачи не будет?
— Ну да.
Аби Салиндер, перебирая на столе бумаги, улыбнулся.
— Чего выдумал…
— Это не выдумка, — ответил Няруй.
— А что?
Омра промолчал. Секретарь парторганизации встал с места.
— Да-а, мне теперь понятно.
Затем обратился к Медведеву:
— Он в последний раз хорошую шкурку сдал?
— Первосортную шкуру голубого песца.
— Ты, Омра, когда добыл его? — спросил Оковой, дымя папиросой.
— Давно.
— Как давно? В этот сезон?
— Нынче осенью добыл.
— Наверно, первая добыча?
Няруй еле заметно утвердительно кивнул головой.
— Э-э, вон что, оказывается! — удивился председатель колхоза.
— А что такое? — поинтересовался Афанасий Медведев.