Старики сидели опустив головы.
Ямай взглянул на жену, затем посмотрел на пустую сковородку на столе и спросил старуху:
— А чай почему не подаешь?
Хадане с накинутой на плечи клетчатой шалью сидела притихшая. Она, казалось, даже не слышала слов старика. Алет, вертя в руке ложку, сияющими глазами смотрел на учителя, словно только это и хотел слышать от него. Когда Ямай упомянул о чае, Алет посмотрел на стол и убрал лишнее. Старуха будто очнулась и с какой-то особой расторопностью начала разливать крепкий, ароматный чай.
Горячий чай пили со сгущенным молоком, лепешками и мороженой морошкой. Алет сидел, то и дело поглядывая на учителя, будто ожидая от него еще чего-то.
После ужина, вдоволь наговорившись, Максим Иванович вдруг сказал:
— Да, чуть не забыл. Ваш друг Вэрья обижается на вас.
— Обижается? За что? — изумились старики.
— «Когда, говорит, в чуме жил, Ямай и Хадане навещали меня, а теперь совсем не заходят. Наверно, сердятся, что в доме живу». — Гость поднял голову. — Он ведь всех старше в колхозе, надо уважать его. Вы говорите, вам вдвоем скучно, а Вэрья весь день один сидит. Нехорошо так делать, очень нехорошо. Зашли бы к нему.
Старики молча переглянулись.
— Что верно — то верно, нехорошо получается. — Ямай выбил из трубки пепел, снова набил ее табаком.
— Надо сходить к нему, — заговорила старуха, — а то умрет старый человек, так и не попрощаемся.
— Конечно, — поддержал сын. — Вы бы посмотрели, как у них хорошо в доме.
Старики снова переглянулись, — значит, сын уже побывал у невесты.
Максим Иванович посоветовал старикам побольше быть с народом: пройтись по поселку, посмотреть, как колхозники строят дома, поговорить с ними, зайти в контору, там всегда людно, побеседовать с молодыми охотниками, оленеводами, помочь им своим советом.
Поговорив еще немного, Волжанинов стал собираться домой.
— Теперь буду знать, что старики Тэседы здоровы и живут хорошо.
Хозяева уговаривали его посидеть еще немного, но учитель задерживаться больше не мог. Ему вечером предстояло проверить целую стопку ученических тетрадей и подготовиться к урокам.
Максим Иванович, пожимая руки старикам, опять словно вспомнил:
— Да, а дом свой видели?
— Я видел, — ответил Ямай.
— Ну и как?
— Ничего, хороший дом, красивый, так я думаю.
— А хозяйка видела?
Старики промолчали. За них ответил сын:
— Не видела еще.
— Вот это нехорошо, — осудил гость, держа в руке пыжиковую шапку-ушанку. — Надо посмотреть, все ли добротно сделано, так, как надо, может, где недоделки есть.
Старики опять переглянулись и вздохнули.
Волжанинов стоял одетый в тюленью тужурку и чуть не доставал головой до шеста чума. Он легонечко потрогал рукой длинные, свисающие почти до плеч белые волосы Ямая и, встретив его взгляд, промолвил:
— В косы надо заплести. Почему распустил волосы?
— Зачем в косы? Стричь надо, — засмеялся старик. — Некому было, теперь Алет приехал, пострижет.
Учитель еще раз пожелал старикам доброго здоровья и стал прощаться с Алетом. Тот, крепко пожимая руку Максиму Ивановичу, благодарно взглянул ему в глаза.
Гость весело подмигнул:
— Ничего, молодой зверовод, все будет в порядке.
На следующее утро Алет опять собрался куда-то.
— Не хочешь побыть с родителями! — заметила мать.
— Дел много, — ответил сын и как бы между прочим напомнил: — У Вэрьи не забудьте побывать сегодня.
— Не свататься ли посылаешь? — Хадане с чуть заметной улыбкой взглянула на сына.
Алет тоже улыбнулся, но отвел глаза.
— Не обязательно свататься. Максим Иванович советовал вам навестить старика.
— Сходим навестим, а сватать Сэрне подождем. Верно, старуха? — отозвался Ямай.
После ухода сына старики занялись домашними делами и лишь перед обедом начали собираться к старому Вэрье. Приоделись получше: Хадане — в добротную меховую ягушку — шубу, в кисы с узорами и в новую клетчатую шаль, а Ямай — в новую малицу и тоже в кисы с узорами. Палку-трость на этот раз взяла в руки жена. Старик решил обойтись без палки. Он чувствовал сегодня себя бодро. После вчерашней беседы с Максимом Ивановичем старуха казалась добрее, от этого на душе у Ямая сделалось легче — надоело слушать бесконечные споры, ругань жены.