— Интересно, как же так?
— Не знаю… А ты, однако, ждал, ждал и не мог дождаться?
— Конечно… Потом слышу: зазвенит — перестанет, зазвенит — перестанет.
— А-а, это я наши вещи собирал, — стал пояснять товарищ. — Один твой костыль там, другой — там, портфель — там, мой мешок — там, парка — там. Еду и собираю. А трубку свою так и не нашел — выронил где-то. Жаль, знаешь. А ну, пошел, черт Бегун! — и несколько раз сердито стегнул вожжой жеребца.
Было уже светло, когда мы прибыли в Каша-Горт. Жители не спали, но, казалось, никто не знал о нашем приключении. Зайдя в дом, первым делом я решил отогреть ногу. Поведал колхозникам о случившимся. Все встревожились. Помогли мне разуться, натерли пальцы снегом. Находили, что, будь я дольше в лесу, наверняка отморозил бы последнюю ногу. Хорошо, что Пронька вовремя выручил. Он и сам был тут же, в избе. Я благодарил его, а он, не глядя ни на кого, молча ухмылялся.
— Мы даже не знали, что Проня из Каша-Горта отлучался, — сказала Анна, собирая на стол еду, чтобы скорее отогреть нас чаем.
— Вы еще спали, как можете знать? — тихо произнес Пронька.
Вошел Семен Петрович. Увидев конюха, с необычной ласковостью в голосе обратился к нему:
— Спасибо, Проня, а то совсем замерз бы учитель. Как же в такую рань ты угадал подоспеть на помощь?
Пронька, сидя недалеко от входа и рассматривая свой палец, с едва заметной ухмылкой медленно ответил:
— Я всегда рано встаю.
— Он всегда раньше всех встает, — быстро добавила Анна, мельком взглянув на конюха.
— А Бегуна-то как заметил? — обратился я к Проньке.
— Вышел на улицу, слышу — колокольчик бренчит. Там вон уже, дальше юрт, — Пронька махнул рукой.
— Ну и что?
— Смотреть стал — сани пустые.
— И решил поймать?
Пронька помолчал, продолжая чуть заметно ухмыляться, затем сказал:
— Да нет, не сразу.
— А почему? — Анна опять бросила взгляд на конюха, проворно носясь по комнате.
— Думал, может, хозяин близко. — Пронька поднял рыжую и, как я заметил тут впервые, остриженную под польку голову. И вообще вид у него был совсем иной: малица с новой матерчатой сорочкой, на ногах добротные пимы и лицо свежее. Он добавил: — Оглянулся вокруг — никого нет. Сел на Карку — догнал кое-как, палец вот ушиб.
— Молодец, — опять похвалил председатель. — И догадался, что люди где-то вывалились?
— Я не знал, что учитель тоже едет. А про тебя понял: председатель ехал, дуга с колокольчиком, в розвальнях трубка оказалась. Коли трубка валяется, значит, что-то случилось. Коня скорей возвращать надо. Вот и все, — с необычной живостью сообщал Пронька, не пряча ни от кого свои серые глаза.
— А где трубка? — обрадовался председатель.
Пронька не спеша извлек из-под малицы трубку и протянул Семену Петровичу, говоря:
— Вот она. Бери, кури на здоровье.
— Ай да молодец! Совсем молодец, Проня! — окончательно развеселился председатель и не утерпел, повернувшись ко мне, сказал: — Так и быть, угостим его когда-нибудь вином. Верно?
Вокруг загалдели:
— Он теперь не пьет, лучше не заманивайте.
— Не видите, что ли, как он изменился? — радостным голосом добавила Анна.
— Да я вижу — он совсем, как жених! — с удовлетворением воскликнул Семен Петрович. — Анна, хватит тебе в девках ходить, осчастливь человека.
Анна зарделась.
— А мы, может быть, уже женаты. Вы же не знаете.
— Вот лешаки-то! — Семен Петрович ликовал вовсю. — Давайте скорей чаевать, свадьбу справлять!
Все засмеялись, в том числе и Пронька, но, видимо, чтобы переменить разговор, он сказал:
— Знал бы, учитель вывалился, еще скорей коня возвратил бы.
— Спасибо, Проня, ты и так вовремя подоспел, — поблагодарил я.
А он деловито предложил:
— К розвальням кошевку делать надо. Тогда не упадешь, не замерзнешь.
— Не вывалюсь, дорога пойдет хорошая.
— Конь дурной, шибко вредный конь, — с сердцем пояснил Пронька.
Опять все засмеялись. Я впервые видел Проньку веселым.
Стали чаевать, а Пронька ушел к лошадям. Когда мы с председателем, вновь облачась в дорожную одежду, вышли на улицу, Пронька заканчивал установку кошевки в наших розвальнях. Мы не стали возражать, еще раз поблагодарили конюха за все и тронулись в дальнейший путь. Я невольно предался размышлениям об истории с жеребцом, о нашем приключении, о Семене Петровиче, о Проньке и Анне. Об этом же, видимо, думал и председатель.
— Вот так история! — произнес он и, весело свистнув, стегнул вожжой Бегуна.