— Ну, что молчишь? — заворчала Хадане. — Иди, пока сына нет, отнеси сядэев в дом, спрячь куда-нибудь получше.
Ямай, кряхтя, сел и, глядя вниз, стал чесать затылок.
Старуха сердито посмотрела на него.
— Тебе, видать, неохота идти, совсем разленился.
— Я не могу припомнить, где наши сядэи.
Ямай еще что-то хотел сказать, но жена, тяжело поднимаясь на ноги, затараторила:
— Вот еще! Он не знает, где священные сядэи! Ты совсем без ума стал.
— Ну зачем ты так раскричалась? — миролюбиво произнес старик. — Сядэи никуда не делись, я их подальше спрятал, чтоб злым людям на глаза не попались. Погоди, я сейчас припомню.
…Когда-то ненцы крепко верили в деревянных божков, похожих на грубо сделанные куклы без рук и ног. Они возили их с собой в особой «священной» нарте, которая на стойбищах всегда стояла позади чума. Этих божков — сядэев — часто «угощали»: мазали лица оленьей кровью, чтобы они помогали людям добывать счастье и удачу в жизни. Но, вступив в колхоз, старики все реже стали прибегать к сядэям за помощью, в последние годы прятали их от молодежи. Когда Ямая и его жену весной оставили на фактории, старик по настоянию жены положил сядэев в старую поломанную нарту, которую колхозные пастухи бросили на берегу речки. Старик подтащил ее к чуму, и она стала «священной нартой».
Как-то летом ребятишки, играя на берегу, забрались в нарту, нашли в ней деревянных кукол со следами высохшей крови и понесли купать их в речке. Ямай вовремя заметил пропажу и поспешил с руганью к детям, но озорные ребятишки бросили сядэев в речку и убежали от старика. Ямай с большим трудом достал из воды двух сядэев: божка своей старухи и божка сына. Третий сядэй — божок самого Ямая — уплыл. Старик долго следил за ним, пока быстрые струи Хале-Яха не вынесли сядэя в мутные волны Оби. Ямаю стало очень грустно. Ему казалось, что добрый дух-хранитель покинул его и теперь впереди только одни несчастья. Он рассказал жене о проделке детей, но о потере сядэя умолчал. Старуха отругала мужа за то, что он не наказал ребятишек, опасаясь, что от них теперь не будет покоя. Так оно и получилось: озорники почти каждый день стали заглядывать в эту нарту. Ямай взял сядэев из «священной» нарты, но принести их в чум не решался, чтоб старуха не обнаружила отсутствия одного божка. Он долго думал, куда бы их спрятать, и наконец сунул сядэев под нюк[5] снаружи, с той стороны, где стояла «священная» нарта.
С тех пор Ямай забыл о деревянных божках. Хадане несколько раз напоминала, что надо сядэев «угостить» оленьей кровью. Ямай как-то пропускал это мимо ушей, да и свежей оленьей крови не было…
Вспомнив все это, старик ответил:
— Ты всегда без причины ворчишь. Я же тебе говорю — знаю, где сядэи спрятаны, сейчас отнесу в дом, — и, надев малицу, вышел из чума.
— Свежей кровью угостить их не мешало бы, — вслед старику сказала Хадане.
— Пока угощать будешь, Алет придет, — ответил Ямай из-за двери.
Было темно. На небе не сияла ни одна звезда. В воздухе заметно потеплело. Старик подошел к месту, где спрятаны сядэи, разгреб ногами снег, нащупал край нюка и хотел приподнять, но он примерз к земле. Ямай оторвал его, нащупал рукой божков, они тоже примерзли. Старик стал отрывать их от нюка: одного оторвал легко, а у другого отлетела голова. Ямай стал думать, как быть. Вертя в руке сядэя, старик усмехнулся: «Не везет нам с Алетом. Придется только одного отнести в дом». И пошел было, но вернулся и подобрал голову второго сядэя. «Пускай будет сломан, — думал он. — Мне-то какое дело. У меня вон совсем божка нету, и то живу, даже не болел».
По дороге к дому он думал: «Вот какая темень, а старуха заставила тащиться из-за сядэев. Конечно, можно было бы отказаться, но тогда, чего доброго, жена стала бы опять противиться переходу в дом». А Ямаю после посещения Вэрьи почему-то очень захотелось жить в доме. «Ладно уж, — думал Ямай, — я сядэев где-нибудь на улице положу, найду место».
Зайти в дом старик не решился. Поднявшись на крыльцо, он жег спички в поисках какой-нибудь дыры, но не нашел и положил сядэев над дверью за панель.
Старик вернулся в чум веселый, словно выполнил какое-то важное задание. Хадане спросила, где он спрятал божков. Старик врать не стал и сказал, что в дом зайти он побоялся, положил сядэев на дверь за доску.
— Вот и хорошо, — одобрила жена. — Сядэи не впустят в дом недобрых духов.
Хадане сделалась заметно бодрее, затеяла разговор со стариком, делясь впечатлениями от посещения Вэрьи и своего дома.
Алет пришел поздно.
— О чем же так долго говорили на заседании? — спросила мать, глядя на улыбающегося сына.