Но, хватая яйца и давясь ими, никто не обращал внимания на Гриша, на его осуждающие взгляды.
Победил Сенька. Он съел четыре дюжины.
— Вот это да-а! — все были удивлены. — Мал, да удал!
— И куда он их запихал? Может, за пазуху?
— В утробу, сюда, — хлопал себя по животу Сенька, откинувшись навзничь и блаженно улыбаясь. — Я выиграл!
— Вот якуня-макуня! На целую дюжину больше против меня.
— А я еле-еле полторы дюжины одолел, — признался Мишка.
— Поднатужится, так и больше всех нас вместе слопает. — Эль виновато покосился на Марью.
Гриш насторожился: не хватало еще, чтоб пошли счеты-пересчеты.
Но Сенька добродушно пролепетал:
— Больше всех — нет, не полезет.
— Смотри, Семен, не заболей. Я буду виноват, — то ли пошутил, то ли всерьез сказал Мишка.
С обеда поднялись с трудом.
Сенька посоловел, глаза его смотрели сонно, он еле ворочался. Эль громко икал и тяжело пыхтел. Видно было, не прочь вздремнуть и Мишка.
Но Гриш притворился непонимающим и велел, как уговорились с утра, разобрать снасть. Яиц, по его подсчетам, могло хватить дня на два-три. А теперь завтра варить опять нечего. Придется с утра делать пробную тоню.
Свои сети он быстро выволок на полянку, но трое других долго не возвращались. Гриш уже подумал, не задали ли они храпака. Наконец появились Эль и Сенька. По их скучным лицам не трудно было догадаться, как сожалеют они, что им не удалось поспать.
Последним вернулся Мишка с кусками старых сетей и бечевкой для тетивы.
— Колом стоят эти полторы дюжины, — пожаловался он, тыча себе под ложечку. — А ты хоть бы что. — Он посмотрел на Гриша. — Сколько съел?
— Не считал: штуки четыре или пять.
— Четыре или пять?! Охота было чуть свет вставать да собирать?
— Так ведь мы теперь все друг для дружки.
— Для дружка, но и сам не зевай! Нет, ты слыхал, Гажа-Эль, — четыре или пять!
Эля это нисколько не тронуло. Разложив рядом с ветхим неводом Гриша свои такие же старенькие сети, он тупо глядел на них, прикидывая, что можно из них выкроить. Но когда Сенька неизвестно почему вдруг произнес: «Так жить можно!», не умолчал:
— Еще как! До отрыжки!
2
Назавтра сделали пробную тоню. Закинули в протоку небольшой залатанный невод. Тянуть его помогали и женщины, и старшие дети. Да и младшим не сиделось дома — первый лов!
Сынишка Гажа-Эля Энька и дочка Сеньки Нюрка нетерпеливо поджидали приближение мотни. Они разулись и вошли в студеную воду. Скоро ребятишки посинели, продрогли, но не уходили, приплясывали, чтобы согреться. Ведь так велик соблазн первыми выхватить из сети трепещущую рыбу и кинуть ее на зеленеющий пологий бережок.
Выполз на берег и Илька, сел на травку и с завистью глядел, как дружно, весело, говорливо тянут сеть. Ему бы с Энькой и Нюркой в воде приплясывать-ждать.
Рыбакам до берега оставалось шаг шагнуть. Мотня кишела живыми льдинками. Нюрка не выдержала, приподняла платьице и кинулась навстречу сети.
— Утонешь, язва сибирская! Куда лезешь, прямо в невод! Без тебя обойдутся, холера тебя возьми! — разразилась Гаддя-Парасся.
Нюрку ругань матери не остановила. И Парасся, бросив невод, замахнулась, чтобы воздать ей за ослушание, но девочка ловко увернулась, выхватила из невода первую рыбину первого улова в Вотся-Горте и выбросила ее на берег.
То была средняя щука. Вдогонку ей полетели щуки помельче и покрупнее, язи. На лужайке росла живая, трепещущая горка. Разговоры смолкли, и лишь слышно было, как шлепались, падая одна на другую, мокрые рыбины.
— Нюрка!!! — Гаддя-Парасся вдруг встала во весь рост и торжествующе подняла крупного сырка. — Отнеси в избу, на нярхул![9] — Она ловко разъяла рыбью челюсть и за жабры повесила сырка дочке на палец.
Нюрка, провожаемая завистливыми взглядами ребят, не оглядываясь, вприпрыжку побежала в избу. Северные дети любят лакомиться свежатинкой и несут ее с улова на нярхул с большой гордостью.
За Нюркой, прервав работу, наблюдали все женщины. Они видели — у ног Парасси трепыхается еще один сырок, и заметили, как она быстро присела, накрыв его подолом сарафана.
— Какая ты счастливая! Первая сырка увидела! У первой у тебя нярхул будет! А мы не знаем, достанется ли нашим детям полакомиться, — лицемерно пропела Сера-Марья, не в силах скрыть досаду, что не ей достался сырок.
— Всем достанется, всем достанется. — Парасся будто невзначай нашла второго сырка, подозвала младшую свою Нюську (все дочери ее были почему-то наречены одним именем — Анка, Нюрка и Нюська) и точно так же, как и Нюрке, нацепила рыбину ей на палец и отправила в дом.
Но тут сырок попался и Марье, и Энька, сияя от радости, помчался с рыбой в избу.
А следом за ним унесла в дом рыбу Анка — старшая дочь Парасси.
Мишка Караванщик незаметно подтолкнул локтем жену:
— Еще улов не поделили, а воронята налетели…
— Ц-кышш! — цыркнула Сандра. — Ребятишки, много ли…
Но шепот их услышали.
— Детям пожадничал! Э-э… — огрызнулась Парасся.
Марья тоже проехалась по адресу молодой пары:
— Своих нет, так и чужим жалко!
Елення промолчала, но подруг своих не осуждала. Попадется белорыбица, и она своим даст на нярхул.
Мужчине не годится ввязываться в перебранку с женщинами. Мишка отошел в сторонку покурить, но про себя решил поговорить с Гришем, чтоб такого больше не повторялось. Детишки детишками, а порядок должен быть. Вот Елення-то не взяла! Но именно в эту самую минуту сидевший на берегу Илька заканючил:
— Мама! Я тоже хочу нести рыбу на нярхул! Дай мне совсем живую! Ой, как хочу!
— Погоди, сынок, вот попадется, и дам!
— Возьми, Елення! — протянула ей рыбину Сандра.
— Бог тебе за добро воздаст, — благодарственно приняла рыбу Елення и поспешила к сыну, нацепила сырка на крючковатый палец правой руки. — Не тяжело?
— Не, — мотнул Илька головой, хотя держать руку на весу было трудно. Мальчик полусидя, опираясь на левую руку, пополз к избе.
По дороге его встретил отец. Он возвращался из сарая, волочил носилки для рыбы.
— Ты куда, сынок?
— Мамка дала! На нярхул, — обрадованно выпалил мальчик.
Гриш вскипел:
— Елення! Стыд какой! Общее ведь! Неси обратно! Или лучше я понесу!
Илька прижал рыбу к груди, прикрыв правую руку левой.
— На нярхул! — жалостно протянул он.
— А мы сейчас все поедим нярхул, сообща, — смягчился Гриш.
— А Нюрка понесла! И Энька понес! — не унимался мальчик.
— Что понесли? — насторожился Варов-Гриш.
— Рыбу на нярхул.
Гриш с силой отшвырнул носилки и поспешил на берег. Поди, весь улов растащили!
Мишка все еще курил в сторонке, но остальные работали, заканчивая выборку рыбы из невода, женщины о чем-то судачили. Особицей от кучи щук и кучи язей лежало несколько белорыбиц-сырков и пыжьянов.
Зацепки для крупного разговора, к которому Гриш приготовился, не нашлось, и он оглянулся, пожалев, что бросил сына.
Мальчик медленно возвращался на берег. Ожидая его, Гриш нетерпеливо переступал с ноги на ногу. Как только сын подползет, он возьмет у него сырка и спросит построже Еленню: «Кто разрешил брать рыбу?»
Но мальчик еще издали крикнул:
— Чего же ты стоишь, папа? Ты ж обещал нярхул сообща?
— Какой такой — сообща? — не поняла Елення.
Бросив на жену сердитый взгляд, Гриш не ей, а всем адресовал свое предложение:
— Устроим детям нярхул?
— Устроим! И сами поедим! — дружно согласились женщины и мужчины.