Этот смешок и похвала, которую меньше всего ребята могли ждать от известного выпивохи, насторожили комсомольцев. Подумали, уж не раздобыл ли Гажа-Эль у Экси адресок какой. Халей-Ванька вызвался проследить, куда пойдет Гажа-Эль, а Венка отправился к Эксе, может, что выудит у нее.
Хозяйку Вечка застал за растопкой печи. Увидев его, Экся обомлела.
— Ярка не вернулся еще? — спросил Вечка.
— Нет, нет… — Экся немного пришла в себя. Но маленькая Мотька в испуге спрыгнула с лавки, ухватилась за мамкин подол и, тараща глазенки на Вечку, хныкала:
— Я боюсь! Я бою-ю-юсь…
Вечка присел на корточки, поманил девочку пальцем: — Не бойсь! Подь ко мне. Как тебя звать?
Прячась в складках материного сарафана, Мотька продолжала хныкать:
— Я бо-ю-юсь комсомолов. Они бочонки и девчо-онок таскают…
Экся сердито пнула дочку.
— Цыц! Вот окаянная! Болтает всякое…
— Пускай, — снисходительно засмеялся Вечка. — Под» растет — сама станет комсомолкой. Станешь, да, Моть?
— Не-е-е, — девочка пуще прежнего заревела. — Мам-ка-а-а! Меня вместе с бочонком утащат!
Было женщине отчего потерять голову.
— Замолчи же, гадина! — не помня себя вскричала она и давай отвешивать дочке шлепок за шлепком.
Не спрашивая позволения, Вечка приподнял крышку кадки, догадавшись, что не все чисто у Экси.
— Вон в чем дело-то! Перестань шлепать девчонку! Тебе самой всыпать надо как следует.
Схватившись за голову, Экся завопила:
— Ой, беда-беда! Зачем полез без спросу?!
— Жди, когда скажешь! Богато живешь! Кто мог бы подумать. Эх, Экся, Экся… Ответишь по закону!
Женщина упала на колени, завопила:
— Я не виновата! Я не виновата!..
— А кто же! Мотька, что ль?
— Не мой сур, не мой! Ей-богу!..
— Гажа-Эльки, да?
— Его, его, будь неладен! Принесло его на мою голову… Ой, что я — нет! Не его, — в отчаянии металась Экся.
— А чей же? Почему в твоей кадке?
— Навязали на мою душу… Гал пристал… Я не хотела… Уломал…
— Какой Гал? Их много в селе.
— Да Биасин-Гал! Пропади он пропадом. Сам трусит, а меня подставил, — голосила Экся.
— А не врешь?
Женщина подняла мокрое от слез лицо.
— Нет, миленький, нет! Правду сказала… Что же мне теперь будет?
— Разберемся! Вставай, чего ползаешь по полу, — Вечна помог Эксе подняться, скорчил рожицу все еще плакавшей Мотьке. Сострил: — Удачная получилась операция — попалась кооперация…
Глава четырнадцатая
СЕЛЬСКАЯ СХОДКА
1
Спал Куш-Юр беспокойно. Мучили сновидения: то являлась Сандра, то Яшка, то Гажа-Эль в образе медведя, под конец даже Озыр-Митька приснился. Пробудился Куш-Юр в плохом настроении, от тупой боли ломило голову. Но, вспомнив о приезде Гриша, он живо вскочил, оделся, решил, что надо с утра встретиться с другом — днем мало ли что помешает, да и Гриш может куда-нибудь отлучиться.
Гриша он застал во дворе, возле завалинки старого дома, на солнцегреве, в окружении братьев и родственников. Они дымили самокрутками и чему-то весело смеялись. Куш-Юр поморщился: целая сходка, поди, ему уже кости перемыли. Но хозяева встретили Куш-Юра дружелюбными прибаутками:
— О, идет сельсовет — ни заря ни свет.
— Начальникам и богачам не спится и по ночам.
— Подходи скорее. Мы уже в сборе. Открывай сходку!
Куш-Юр усмехнулся, за словом в карман не полез:
— Сходка будет вечером. И не при вашем доме, а в Нардоме. — А потом уж и поздоровался. — Привет, мужики! А гостю нашему — самое большое «доброе утро!». С приездом! Узнал — появились вотся-гортские, и вот поспешил повидать.
— Спасибонько, — крепко пожимая руку Куш-Юра, Гриш радостно улыбнулся. — Ну и нюх у тебя. Как хоть ты так быстро новости узнаешь?
Куш-Юр поведал о ночном происшествии во дворе Абезихи.
Мужики, слушая его рассказ, гоготали от души. А Гриш встревожился.
— Вот лешак! — ерошил он в беспокойстве волосы на непокрытой голове. — Налижется, запропастится и нас задержит тут. А ведь осень…
Куш-Юр успокоил Гриша:
— Во всем селе не найдет выпивки — навели мы порядок. Так что не горюй… Ну, как летовали?
— Да всяко… — Гриш бросил взгляд на братьев, и Куш-Юр понял: о делах лучше с глазу на глаз, и перевел речь на другое:
— Комары не загрызли?
— Хватало…
— Сгинули небось?
— Пропали. Да мошки налетело. Ужас! Позлее тех поедников…
Гриш отвечал как-то нехотя. Ему хотелось побыть с Куш-Юром вдвоем, обсказать все, что так томит его. Почувствовав натянутость в разговоре, братья и родственники Гриша догадались, что лишние, и поспешили уйти.
Варов-Гриш отвел Куш-Юра за угол старого дома, на южную сторону двора. Там торчал из земли огромный высохший пень, похожий на врытую в землю кадку. Усаживаясь на него, Гриш сказал:
— Во, какие толстенные деревья-великаны росли когда-то здесь. Нам с тобой вдвоем не обхватить такое дерево.
— Мда-а. Многовечная была лиственница. И не гниет пень-то. Не один десяток лет, поди, стоит.
— Годов сорок, ежели по дому нашему судить. Корня-ми-то, чай, до самой преисподней дотянулся. По всему двору они расползлись. Живун, как все село наше, да и как мы все.
— Живун, да-а-а, — повторил Куш-Юр. И наступила неловкая пауза.
Трудные, малоприятные объяснения всегда начинаются издалека. Куш-Юр решил, что Гриш заговорил о пне из дипломатии, чтобы помягче перейти к беседе о разных сплетнях про него, председателя, и про Эгрунь, кулацкую дочку. Куш-Юр не любил, когда с ним осторожничали да деликатничали, и даже желал в открытую объясниться, потому что верил— Гриш поймет его.
Но Гриш молчал, будто чего-то выжидал. И Куга-Юр Подумал: может, стесняется Гриш, история-то щекотливая… Однако и сам разговора не завел, а то покажется Гришу, ровно он, Куш-Юр, оправдывается… Вот и сидели, молчали.
На самом деле ни о каких сплетнях Гриш ничего не слыхал. Братья поведали ему только семейные новости. И молчание Куш-Юра он расценивал по-своему: «Гажа-Эль, поди, все уже выболтал…»
Гриш ожидал от Куш-Юра упреков, а может, даже разноса… Он не собирался что-то утаивать от председателя, просто не хотел, чтоб Гажа-Эль наболтал лишнего. А без того у Гажа-Эля, видно, не обошлось. Вот какой Куш-Юр мрачный!..
— Ну что ж, казни, — вздохнул Гриш.
— За что? — не понял Куш-Юр.
Неподдельное недоумение председателя ободрило Гриша. Опустив голову, не глядя Куш-Юру в глаза, он повинился во всем. Рассказал и про сделку с Ма-Муувемом, и про спирт-водку…
— Вот черт! — выругался Куш-Юр. — И сородичей своих, как вас же, спаса-ает, выр-руча-ает! Дерет втридорога. И все ему должники…
— Ну, а власть-то? — мягко спросил Гриш. Он не собирался укорять председателя в том, что Ма-Муувема все еще не взяли за загривок, не потрясли как кулака. Он просто надеялся услышать желанное обещание, что пармщиков выручат…
Но Куш-Юр промолчал. Долго и старательно он свертывал цигарку, не спеша закуривал. А закурив, пускал дым кольцами, наблюдал, как кольца вытягиваются, скручиваются восьмерками и одно за другим тают.
Гриш тоже помалкивал, теряясь в догадках. Поймав его напряженный взгляд, Куш-Юр процедил:
— Власть… Власть… Теперь его не возьмешь…
— Почто так?! — Гриш аж подскочил от удивления.
— Запрет… Не велено трогать.
Куш-Юр молча, с силой ударил каблуком сапога по земле.
Гриш от волнения сжал кулаки.