— Все-таки маленько не дает нам помирать. Добрый старшина.
По хмурым лицам и печальным глазам хантов председатель понял — они не очень-то ему доверяют.
До сумерек пробыл Куш-Юр в юртах и уехал с невеселыми думами.
Куря самокрутку за самокруткой, он подгонял Воронка, торопясь на стойбище Ма-Муувема.
Вспоминал свой разговор с хантами.
«Ни черта они не поняли! Вовек не дождешься, чтоб сами в мир-лавку приехали. Нам надо к ним приезжать. Раз, другой, десятый, пока не привыкнут. А что? Купцы ездили, не чурались. Учиться торговать надо! Ма-Муувем, поди, тоже не сиднем сидит. Под лежачий камень вода не течет. Прямо из Кашвожа пошлю по юртам приемщика, хотя бы одного для начала. А таким бедолагам и в долг, под расписку, можно кое-что дать. Поверили бы, что это для них не кабала… Людей надежных в приемщики подобрать нужно… Эх, жаль, раньше не додумался, а то б прямо с собой захватил разъездную мир-лавку… А Ма-Муувему хвост накручу. Скоро его юрты…»
Был поздний вечер, когда Куш-IOp подъехал к лесистому островку, хантыйскому зимовью из нескольких юрт. Кое-где меж деревьями бледно светились одинокие оконца то ли со льдинами вместо стекол, то ли с налимьей шкурой. Из труб вылетали искорки. Только в одной юрте, самой большой, старшинской, два застекленных окна светились ярче.
Перед этой юртой стояла чья-то запряженная лошадь, а возле саней то ли дрались, то ли крикливо спорили мужчина и женщина.
Он подъехал к ним под неистовый лай собачьей своры, неизменно встречающей и провожающей в хантыйском селении каждого приезжего.
— Не отдам! Не твоя пушнина! Для продажи! — плакала женщина, вцепившись в мешок.
— Долг отдайте, тогда продавайте! Вы много мне должны! — орал Ма-Муувем, вырывая мешок.
Куш-Юр почти на ходу соскочил с саней и подбежал к спорящим.
— Здравствуйте! Что у вас тут?
Старшина резко обернулся, выпустил мешок. Кляня в душе неожиданного гостя, Ма-Муувем как можно приветливее ответил:
— Ну, ну, драстуй, вуся, начальник…
А женщина изумилась, радостно вскрикнула:
— О, ты?! — повалилась на мешок и заплакала.
— Саша?! — не меньше удивился и обрадовался Куш-Юр. — Вот так встреча! — Он положил руку ей на плечо. — Не плачь. Что у вас тут стряслось?
Глотая слезы, Сандра сбивчиво рассказала:
— Мужики-то наши летом сдуру-спьяну задолжались ему, Ма-Муувему, а я при чем? Мне велено в Мужи отвезти пушнину, а не ему отдавать за винку…
Старшина испуганно замахал руками.
— Правда не говоришь. Винка моя не давал. Соль давал, табак давал. Мука маленько выручал. Сам не ел…
Женщина не выдержала, перебила его возмущенно:
— Врешь! Пять бутылок вылакали. И ты хлестал. Можно спросить, наши не дадут соврать.
— Э-э! — сердито погрозил пальцем старшина. Он нервно топтался на снегу. На нем были мягкие оленьи пимы и длинная малица с широкой, пышной белой оторочкой из собачьего меха на подоле.
На спор выскочили люди из юрт. Выглянули на двор и Тупя, молодая жена Ма-Муувема, и хромоногий племянник Пронька. Но старшина не видел зевак, продолжал горячиться, твердить о невозвращенном долге.
— Вот что, — оборвал его Куш-Юр, — ты не самоуправствуй. Не те времена. Всех обманываешь, сородичей своих зажал… — Он свел ладонь в кулак.
— Моя обманывай никого нет, в руке держать нет!.. — дернулся Ма-Муувем.
— А ясак зачем собирал? Сказано было тебе — не собирать! Почему людей обманул?
— Моя не обманул… Моя ясак не собирал… Они маленько кушали моя рыба, вот и платили… — Увидев вышедших из юрт сородичей, Ма-Муувем зашипел на них: — Мана! Кыш-ш отсюда!
Ханты послушно скрылись в своих юртах.
Куш-Юр мрачно смотрел на Ма-Муувема.
— Вот как ты хозяйничаешь! Смотри! Худо тебе будет, если не перестанешь кабалить людей. Ясак больше не собирай, а что собрал — верни. Через два дня поеду обратно — проверю. И эту женщину не обижай. А будешь самовольничать — арестуем, в тюрьму посадим, — припугнул он Ма-Муувема.
— О-о-о, — простонал тот и попятился, просительно приговаривая: — Тюрьма не надо… тюрьма не надо…
— Не надо, так не делай, как власть не велит. А с долгами разберемся. Буду в Вотся-Горте, поговорю с пармщиками. Приезжай и ты. Ладно?
— Ладно, ладно, — неопределенно ответил Ма-Муувем и ушел в свою юрту.
Сандра быстро оправилась от испуга. Она стояла в стороне, не сводила глаз с Куш-Юра. Удивлялась, какой он строгий, решительный и нисколько не боится этого Ма-Муувема! Ма-Муувем хвост поджал. На нее — росомахой, а перед ним — зайцем.
Когда старшина скрылся в юрте, Куш-Юр обернулся к Сандре. Она одарила его восхищенной и благодарной улыбкой.
— Чуть не ограбил меня. Хорошо, ты угадал вовремя. Спасибо тебе, Роман Иванович… — И потупила глаза.
— Что ты, тебе спасибо, Сашенька, за такую встречу! Как в сказке: ехал, тебя вспоминал, а ты тут как тут — по щучьему ведению, по моему хотению.
— Складно как у тебя все выходит… — засмеялась она, подняла голову, но не решилась глянуть Куш-Юру в лицо, отвела взгляд в сторону. И увидела. Карько и Воронко стоят вплотную, прильнув мордами друг к другу, и ласкаются, прядают ушами, будто ведут разговор после долгой разлуки. — Гляди-ка, узнались и рады-радешеньки! — воскликнула Сандра.
— Вроде целуются… не так, как мы… — пошутил Куш-Юр.
— Ну, встретились, и прощевай! Ехать надо, — спохватилась Сандра и засуетилась, поправляя сено в розвальнях.
— Может, зайдем к кому-нибудь, согреемся чаем, — ним предложил Куш-Юр.
Погреться в юрте и попить чаю Сандра согласилась.
Они поехали от юрты к юрте в нерешительности — будить ли хозяев? Но, к счастью, в самой крайней окошко еще светилось.
Привязав коней к рядом стоявшему кедру и задав им сена, они вошли в жилище. Сандра предусмотрительно прихватила с собой мешок с пушниной.
Хозяйка вскипятила чай. Перекусив и согревшись, гости сразу же поднялись. Хозяева стали было удерживать их. Но, не желая обременять гостеприимных людей, мешать их отдыху — в юрте и без того тесно и душно, — Куш-Юр и Сандра простились и вышли.
Луна стояла высоко. Заснеженный молчаливый лес отбрасывал четкие синие тени. Было тихо, даже собаки примолкли.
— Красота какая! — восхищалась Сандра. — При такой погоде и ехать весело.
Куш-Юр рассеянно кивнул.
— Может, поедешь со мной, в Кашвож? — неуверенно спросил он. — Там пушнину сдашь и получишь продукты. Зачем тащиться в Мужи?
— Ой, что ты! Я в церкви не бывала с весны! Мне в мужевскую мир-лавку велено, — и, испугавшись, что довод ее не очень веский, привела новый, более сильный: — И подумать могут всякое.
— Тогда провожу тебя, — решил он.
— Обратно в Мужи поедешь? — обрадовалась она.
Куш-Юр привязал Воронка с пустой нартой к розвальням, запрыгнул в них, примостился рядом с Сандрой. Она не отодвинулась, шевельнула вожжами. Тронулись в сторону Мужей.
Куш-Юр сидел притихший, покусывая сухую былинку.
— Ну, как живешь? — участливо спросил оп.
От его заботливого, нежного вопроса всколыхнулись недавние переживания, и Сандра остро почувствовала, как она несчастна. Качнувшись, она упала на плечо Куш-Юра и разрыдалась.
— Что с тобой, Сашенька? Обижают? Ну скажи, скажи, — прижал он ее к себе.
Она не отвечала и только всхлипывала, доверчиво прижимаясь к нему.
Куш-Юр поднял ее голову, дунул ей на мокрые ресницы.
Сандра открыла глаза, невесело улыбнулась, вытерла слезы.
— Славный ты… — вздохнула она. На повороте розвальни крепко тряхнуло, — Ох, совсем забыла, я ведь кучер, — пошутила Сандра и подобрала оброненные вожжи.
— Ну, какая ты… Ведь со мной твое счастье… — мягко, но уверенно произнес Куш-Юр.