- Из городов придут воины, они смогут убить их. Бесполезно и неправильно убить их.
- Так не будет, - говорит Ашк, - Не бойся, ланье сердце, они придут в леса и найдут пустые жилища. Мы станем водой и ветром, лисами и волками, камнями и деревьями. Нас не узнают, нас не заметят. А потом мы возьмем всех. Мы соберем всех детей, Йинк. Сегодня, завтра и через год, и год спустя. Больше не будет синеглазых птенцов. Больше не будет у них потомков. Только птенцы. Они не успеют сжечь всех. Они уже не успеют сжечь никого.
- Мы не будем сражаться? - удивился Йинк, - Народ ждет войны, Ашк.
- Это и есть война, - сверкают глаза Богини, - Это именно она и есть, Йинк. Самая страшная из всех войн. И мы победим.
Llei, llee - обращение в близкому
Вторая жизнь. Skuash Shasu. Обручение Скашь
Тысячу смертей спустя...
Благословение Скашь обоюдоостро, как Thaighardt. Отныне нет смысла ходить по земле. Вот Thaighardt, их надежда на встречу в дальнейшем, не тут и не сейчас. В других путях, иных мирах, везде, где их сердца откроются друг другу.
- Ты знаешь, что там, за пределом? - спрашивает Йинк.
- Знаю, - отвечает Ашк.
- Почему же я не помню? - спрашивает Йинк. Ашк смеется.
- Потому что ты смешная лань, и видишь не дальше соседнего куста. А скаши летают высоко и видят далеко. И память у них хорошая.
Объяснила, называется. Смеется, как девчонка. Годы ушли прочь, нет больше лет за их спинами. Но потом сжалилась. И сказала,
- Я просто много дней проводила в charu, чтобы вспомнить, Йинк, и никогда уже не забывать. Лесные травы полуночи, рассветная влага нашего ручья, лунный свет и кровь жертвы - все это уводило меня...
Йинк только вздохнул, он никогда не умел так легко входить в бесконечные туманы Еhhe Jia. Зато если уж входил - то выносил оттуда самую чистую волю Богини. А вот Ашк нет, никогда не слышала Ее, зато умела быть ее руками.
- Уводило в Еhhe Jia, а там я больше птица, чем Ашк, и больше - звук, чем плоть, и больше - смерть, чем жизнь. И там я помню все. Знаешь, там, за пределами, столько всего. И мы уходим туда, и там уже решим, возвращаться или нет... Но я больше не вернусь, - уверенно мотает головой, снова смеется.
Может, вернется, может, и нет.
Интересно ж, что будет в родных землях тысячу лет спустя, правда? Конечно же, интересно. Идут почти весь день, держась за руки. Лучше обряд Thaighardt провести в лесном храме Скашь, но туда они не успеют. Да и к чему наводить погоню, не умеющую летать, зато следы они читать умеют хорошо. Так что подойдет любое место. Как раз успеют удивить златоволосых палачей.
- Мы больше не вернемся, - снова говорит Ашк. Будто убедить пытается.
- Ты уверена? - спрашивает Йинк.
- Да. Птенцы вырастают, им пора вылетать из гнезда. Смешные птенцы, смешные chickha, разоряющие гнезда птенцов. Все мы смешные. Все всегда начинается только смертью. Настоящей, первой нашей настоящей смертью, Йинк! Ты представляешь? - радуется, как девочка, и чему радуется? Смерти...
Семь десятков последних птенцов. Бледна Ашк, устал Йинк, увела в горы рыжая лисица Суишь семь десятков скашьих детей. Там их встретят, там покажут им путь. Там проведут все нужные обряды, и птенцы не утратят свои крылья, свои небесные пути. Все продолжается, что было начато давным-давно, не в этом времени, но начато - ими.
А потом был вечер, и они провели его в объятьях друг друга. Не впервые, но отчего - как впервые? Может, потому что - в последний раз? Неумолимым напоминанием двуклювая смерть лежала у их изголовий, свидетель любви и страсти. Блестело лезвие в мерцании звезд, напоминая о том, что людские пути продолжаются и не имеют завершения.
А потом была ночь, и они сидели, глядя в темноту, и молчали. Вокруг шумел лес, вдали догорал город светлоглазых, подожженных изнутри и снаружи, с неба и с земли. Но они не слышали уже того, они ушли. Целая череда смертей и кошмаров лежала за их спиной. Куда больше, чем нужно великой Богине, но ровно столько, сколько нужно, чтоб жить.
Звучат вдали звонкие голоса. Летят прочь крылатые тени. Поет в кустах смешная лесная птаха, но тоже - дочь Богини, как все, все в этом мире. Кроме тех, кто не живет ее законом, живым законом жизни, страшным законом смерти. Ашк сморит под ноги. Тихо смеется - когда-то тут был один из алтарей народа ланей, давным-давном, много веков тому. Она узнала место. Даже холмы забыли, а она - узнала. У ланей не было кровавых жертв, на алтаре лежали лишь плоды лесные и луговые, травы да цветы. Смешные лани.
Отныне живые лани. Будет снова цел их алтарь, будут цветы подниматься к небу ради того, чтоб сорвали их нежные ланьи дети, чтоб девушки сплели венки, а юноши, танцуя и стыдясь, ловили их высоких травах.
Тысячи, тысячи скашьих детей по всем землям открывают глаза, раскрывают крылья, поднимаются на крепкие ноги. Бесконечна усталость жрицы Ашк, да и Йинк сдает в последнее время.
Хватит.
- Ты уверена? - лань остается ланью до последнего. Но что ведет лань? Конечно, любопытство. Йинку любопытно. Поэтому идет до конца.
- Да, - снова шепнула Ашк. Почему? Потому что тяжесть лет давила на крылья, тянула к земле, не радовало небо, не радовали злые живые дети, ничего уже не радовало. Уйти туда, куда Богиня не ходила, туда, где Богиня будет лишь одной из равных, а не старшей.
Вырасти и улететь из гнезда. А ее народ, народ жрицы Ашк, всегда улетал сквозь смерть. И когда подошел рассвет, они стали друг против друга, нагие, и взяли Thaighardt в руки. Два острия страшного древнего золотого лезвия разместились точно против их сердец, остриями проткнув кожу и удерживаясь напряженными мышцами.
Двуклювая смерть не для златоволосых людей. И это было хорошо. Если он достанется - а это случится - людям в руки, они не смогут им воспользоваться. Да и не захотят. Право, что может быть глупее для человека - завершить жизнь вот так. Они даже не поймут, зачем двое старших жрецов покончили с собой так нелепо.
Впрочем, они привыкли к странному. Ведь множество плененных птиц улетало в небо раньше, чем им отрывали крылья. Люди народа Скашь - скаши, волки, лисы, совы, лани... они умели умирать правильно. Чтоб вернуться очень, очень быстро.
Их тела не останутся лежать тут. Наверняка. Но что будет с их телами? Какое счастье, что это уже будет совершенно неважно. Ни один могущественный бог не привлечет их назад, не призовет их имена, не вернет их в родной тесный мир.
- As-sa istu ja, ashae istu, ejh heje Ashk, jing ja. А-е-а inna ing-je-a, iss hasse arghe. Mja steeshsh. Kherete me...
- Is-tu khass-kii iss-tu jang ji, ish. Еjh heje Jink, jing ja. Ass-kha ehhe, ass-kha nu, iss hasse arghe. Kherete me...
- Met chakhe-tu eneja... Lle-shasu.
- Met khere-tu eneja... Lle-shass.
Ашк улыбнулась ободряюще, Йинк ответил ей улыбкой. Они, зажимая Thaighardt между телами, взялись за предплечья друг друга, и обнялись так тесно, как никогда ранее. Успев почуять холод диска, разъединяющего два тонких клюва орудия. И успев произнести то, что было написано на нем. Смертью соединенные навечно. Смертью освобожденные навечно.
Вторая жизнь. Обручение Скашь
1.
Семнадцать птенцов глазасты, черны и судьбой прокляты,
родители их боятся, кричат - «Отец, забери!
Пусть темная ночь приходит, приносит тварям расплату,
костер на рассвете ясном очистит скверну - гори!»
В окрестностях у поселка стоят на вершине двое,
глядят на родные земли, темнеет оттенок лиц.
Но люди туда не смотрят, не слышат, как ветер воет,
как пляшут лихие тени, что так похожи на птиц.
Гортанные крики скроет порыв ледяного ветра,
Порой так кричали дети, которых к утру сожгут.
Детей светлоглазых люди отправили прочь намедни,
боясь, что лихие твари проклятье передадут.
Молились пресветлым ликам, да бело детей рядили,
кормили не отрубями - а белый давали хлеб,
да в темные лбы целовали, да прочь глаза отводили -