«От сердца вас отрываем во имя священных треб!»
Готовили злую жертву пресветлому злому богу,
не зная, что повторяют обычаев давних суть.
Коверкают ритуалы ухода за все пороги,
мешают с золою пепел, гнилую добавив муть.
Стоят на вершине двое, сердца их клинков острее,
Уверены, что семнадцать поднимутся на крыло.
У Ашк - ледяные пальцы, ладони серпы лелеют,
у Йинка - глаза прикрыты, он знает - время пришло.
Вернулись - во имя древней Богини судьбы и смерти,
вернулись на крыльях ночи, сокрытые от молвы.
Когда-то - птенцы-изгои, такие, как эти дети,
прожили до этой ночи в далеких лесах живых.
Обряды вести не Йинку, он смотрит, как Ашк смеется -
Богиня решит воплотиться в ладонях одной из жриц.
Струятся черные косы, и кровь по ладоням льется -
чертила намедни шрамы, чтоб кровь убегала вниз.
Серпами кривыми когти - пускай не былые леи,
но росчерки их глубоки, и росчерки их ровны.
Судьба по ладоням льется, танцуют черные змеи,
глаза у нее - провалы, и крылья ее темны.
Ладони ее в перчатках багряных оттенков крови,
Ладони взлетают в небо, стальные, как плоть меча.
Крик Скашь разрезает тени, узоры вокруг багровы,
Погибель летит к поселкам быстрей, чем удар бича.
2.
В отвар из тимьяна с мятой добавить щепотку перца.
Получится слишком горькой и пряной такая смесь.
Горячая примесь тени в лазурных глазах младенцев.
Хранится былая раса в крови у рожденных здесь.
Детей черноглазых сонмы рождаются в разных семьях,
родившие их отныне навек себя проклянут.
До самой безлунной ночи проклятое злое семя
растет - до закланья дети семь лет на земле живут.
Семь лет собирают беды, семь лет собирают горе,
Чтоб жить без несчастий людям - все правила хороши.
Жрецы говорят проклятым - костер живой чудотворен,
Костер отпускает искры очищенной их души.
Вернувшимся на рассвете родителям их, свободным
отныне от всех проклятий, жрецы принесут дары...
Летит над поселком ветер, и ветер летит - холодный,
И в холоде том начало веселой и злой игры.
В поселке не спят, тревожась, и шепчут - «Наш Отче Светел,
возносим тебе мы требу, о счастьи Тебя моля,
чтоб в огненном предрассветьи птенцы превратились в пепел,
чтоб черным и сладким пеплом удобрили нам поля».
Птенцы поднимают веки, в глазах их темно и буйно,
встают, отвечая ветру - семнадцать птенцов кричат.
Проклятие Скашь буянит в ночной заоконной буре,
В бурлящей крови горячей снимая с птенцов печать.
В поселке темно и страшно, глаза у людей закрыты,
стекают рдяные капли по острым, как клюв, ножам.
Они ничего не успеют, чужие отцы убиты,
и матери не успеют от мести птенцов бежать.
Огонь от случайной искры, дома в огне догорают,
идет по дороге птица проклятьем, чей взор пунцов.
Последние из живущих, в развалинах умирая,
глядят - укрывает птица крылами своих птенцов.
Над темным холмом и лесом взлетает легко проклятье,
и тот, кто зовется Йинком, глядит на детей и Скашь.
В кругу молчаливы сестры, в кругу молчаливы братья,
в предутренней Темной Ночи не слышится больше плач.
С утра улетают птицы, семнадцать крылатых скашей,
над гаснущим пепелищем несется прощальный крик.
Усталая Ашк ложится на камни под чуткой стражей
и верным усталым взглядом - стоит перед нею Йинк.
3.
Судьба обоюдоостра, как лезвие старых предков -
свидетель любви и страсти, связавшей двоих на раз.
Зовется клинок тайгартом - надеждой живой и едкой
на встречу в далекой жизни, что сбудется не сейчас.
Берутся за руки двое, глядят, как приходит вечер,
который они в объятьях под сенью тьмы провели.
Неумолимой тайной, отравой грядущей встречи
тайгарт у их изголовий - свидетельство их любви.
Рассвет все такой же рдяный, как пламя ночного жара,
и Ашк обрученной птахой встает - «Нам пора идти».
Тайгарт на ладонях Йинка - нестрашная, в общем, кара,
для тех, кто родился в мире под тенью забытых птиц.
От сердца к живому сердцу тайгарт размещают тонко,
два сердца сжимают крылья стального его клинка.
Теплеют глаза у Йинка, смеется подруга звонко,
а после смыкают руки, прижавшись - судьба легка!
Успеют почуять холод, и жар, что приходит следом,
успеют сказать - «Навечно с тобой нас венчает смерть».
Крылатые злые души сорвутся с рассветным ветром,
чтоб вечной своей дороге отныне всегда лететь.
В отвар из тимьяна с мятой добавить две капли яда.
Получится слишком горькой и пряной такая смесь.
Идущим дорогой ночи - судьба дарует награду.
Вернется былая раса, сменяя рожденных здесь.
Вторая жизнь. Послесловие. Живущие на ветрах
В краю средь лесов и пастбищ идут по земле народы,
В крылатом своем обличье живущие на ветрах.
Смуглы и черноволосы, жестки, как сама природа,
И с ними живет Богиня, и людям не ведом страх.
Они почитают птицу, рожденную в новолуние,
Чьи когти - острее стали, чьи перья - серпов острей.
Их храмы полны секретов и яростных жриц-колдуний,
Которые знают тайны туманов, птиц и зверей.
Их жертвы злы и кровавы, их гибель не устрашает,
Они не боятся боли, не знают усталых снов.
Богиня погибших с честью опять в их мир воскрешает,
И кроме ее величья не чтят никаких богов.
Дыша поднебесным ветром, они улетают в небо
На крыльях могучей птицы, и видится свысока
Как движется время быстро, как быль заменяет небыль,
Как тенью от скашьих крыльев укроются берега...
- Отец, беда идет в ночи на крыльях из лесов.
- Мой сын, не бойся, не кричи - Единый нас спасет...
- Отец, приходят чужаки, рождаются средь нас.
- Мой сын, всему придет конец, всему есть смертный час.
Плывут золотые лодки, волну режут острой грудью,
Сердца прилетевших с ними не знали грядущий рок.
В лесах обитают звери - не звери, но тоже люди,
Несущие побережью законов живых урок.
Аренами станут храмы, кровавя гранит ступеней,
Из тени прибудут ветры, и с ними - прибудет смерть.
Немного Богине надо - вернуть череду мгновений,
Вернуть все свои народы - так было и будет впредь.
Плетется узор столетий, вершатся святые требы,
Покой и свобода в мире даны дорогой ценой.
Пришельцам дана надежда - уйти за Богиней в небо,
И сгинуть ли, жить ли в мире, порядок верша земной.
На бронзовокожих девах рисунки, металл и шрамы,
На юношах синеглазых - броня, и в руках щиты.
Смеются, танцуют танец в руинах былого храма,
И кто победит сегодня? Сильнее - я или ты?
- Отец, вам не сдержать напор, нас тысячи кругом.
- Дитя, твои глаза черны, и ты пришел в мой дом.
- Отец, сраженья не нужны, вы - племя средь племён.
- Дитя, молчи, со мною смерть, отныне я сражен.
В отвар из тимьяна с мятой добавить щепотку перца -
Не будет ли слишком горькой и пряной такая смесь?
Горячая примесь тени в лазурных глазах младенцев.
Смешались две давних расы, живые отныне здесь.
На ветках - большие птицы, чернее, чем ночь и сажа,
Их вопли - как звон металла, как крик боевых серпов.
Летают ночные тени, летает ночная стража.
У тысяч семей сегодня в почете былая кровь.
Черноволосые дети, златоволосые дети -
Небыстрый заморский говор и звонкая скашья речь.