- Все в порядке. Ты права, йан. Унеси свою добычу, Суишь. Туда, где уже лежит тело Йамга. И возвращайся. Мы выходим...
Они были красивы. Блистающий металл на груди и на голове, прямые клинки, длинные, опасные, злые. Они мчали верхом на огромных страшных зверях, которые издавали громкие звуки. Они стреляли белыми стрелами, и над ними вились бело-золотые знамена. Они умирали, и близилась Темная ночь, и Богиня не принимала пустые жертвы плохих смертей. За их спинами были косые кресты, и костры, в которых они сжигали пленников. Они были жестоки и правы в своей одержимости. Скаши могли понять их. Они понимали их. И сражались до последнего. Смерть в огне не была позором - но пленники не хотели слушать чужаков, их страшного золотоволосого бога. Никто не сдался. Никто не склонился. Никто не принял чужую силу.
О, как сражались скаши... нет, не осталось того ни в сказаниях, ни в легендах победителей. Только кошмарные тени дрожат на дне их глаз, когда они, и потомки, и потомки потомков вспоминают яростных храмовников. Чужаки ужаснулись, видя детей, которые прыгают подобно зверям с веток деревьев, девочек, которые режут глотки и сминают металл голыми руками. Детей, которые кажутся крылатыми - столь легко они движутся, столь высоко взлетают в своей ярости.
«Учись. Это тебе скоро пригодится» - говорила жрица Ашк юной Суишь. Огненная лисица вышла, и в руках ее было пламя. Ядовитый огонь взлетал и падал на чужаков, и они загорались вместе со своим металлом, со своими тварями, клинками и плохими смертями. Они умирали в огне, и деревья кругом занимались, и смеялись храмовники, не пуская врага дальше. О, как счастлива была в тот момент Ашк. Счастлива была, опуская зарргхарт в горло хрипящему Йинку, в груди которого торчала белая стрела.
- Возвращайся! - рявкнула она в лицо смертельно раненому воину, и он улыбнулся ей. Спасибо, Ашк, ты успела подарить мне правильную смерть.
Возвращайся... Возвращайся... Ашк яростной птицей металась меж тварями, чужаками и воинами своего народа, всех своих народов, и руки ее были в крови. Своей крови, их крови - такой же красной, такой же соленой. И крови своих братьев. Она старалась успеть, проклиная горьким возгласом каждую плохую смерть - и успевала. Успевала, пока могла. Перерезать горло твари - ох, у них тоже алая кровь! Не чудища - просто такие звери... Вонзать перья игхарта в затылки чужаков. Кружиться в яростном танце леев. Она успевала.
«Учись. Это тебе скоро пригодится»
Пригодилось. Ашк упала, прикрывая собой юную девочку, которая была ей дороже дочери. Девочка умерла тремя минутами позже, только Ашк этого уже не видела. Грудь Ашк наискось пересекал темный росчерк чужого клинка.
Наверное, это была плохая смерть, Суишь не знала. Она просто стояла над старшей, и стальным вихрем летали леи, отражая стрелы и клинки. Ее пламя закончилось, не так много суишей у нее было с собой. С воплем рыжая лисица бросилась на золотоволосого воина, сметая его с твари. Они умерли оба. Суишь улыбалась. Она успела шепнуть за плечо - «возвращайся», зная, что напрасно. Никто не мог бы дать ее наставнице правильной смерти - старших над ней не было. Но Суишь хотелось верить.
Позади пылал храм Богини. Ашк не успела пройти высшую инициацию.
Ji-Khere - последняя смерть, подготовка к Eh-Khere-Ja
Nejаt - равные, друзья, обращение к группе своих
Zarrghardt - ритуальное лезвие для быстрого и безболезненного убийства тех, кто слишком слаб для высокой силы
Вторая жизнь. Дочь богини
Ее когда-то убили, хотя по ней незаметно -
Идет - душа нараспашку, глаза - два ночных пруда.
Она приходит бесшумно на стыке весны и лета,
Бледней лепестка ромашки, прозрачней, чем хрупкость льда...
В ладонях ее - не перья, не листья больших деревьев -
Клинками мерцают тени в холодных ее руках.
Ступает стопою узкой бесшумней иного зверя,
За ней рассыпаются искры, в следах остается прах.
Она напевает тихо о древних богинях лютых,
О чистых хрустальных лютнях,
О вереске на полях.
За ней - ковыли да небо, да старый могильник шепчет
О чем-то, что не свершилось, о всеми забытых снах,
О тот, что тут были люди, душою и телом птичьи,
В крылатом своем обличьи
Живущие на ветрах...
В поселках боятся люди, что их светлоглазым детям
Приснится однажды дева, что станут её искать.
За нею идет охота - собаки, оружье, сети -
Но как уловить туманы, как след разыскать в песках?
Ее не найти ни брату, ни сыну, отцу и деду -
А матери позабыли чужих предысторий слог.
Одна лишь старуха знает - легко отвернутся беды,
Когда предрассветной деве не закрывать дорог.
Старуха идет устало в ковыльное это поле,
И кровью, и хлебом с солью
Оплачивает оброк.
В ладонях Богини - нити оборванных древних судеб.
Стальные литые перья лелеют живильный жар.
Она напоить готова детенышей жадных грудью.
Она уберечь готова невинность влюбленных пар,
Она, обернувшись птицей, шагает по небу ночью,
И крик ее зол и страшен для тех, кто не знает сна.
В глазах ее - межсезонье, границы живых и мертвых
А тело ее неплотно
И есть ли вообще она?
Девчонка растет у старухи, глаза ее - два агата,
В руках ее - серп изогнут, она им снимает рожь.
Старухе ее недолго осталось, не сто закатов,
Но все же она успеет поведать, где суть, где ложь.
Девчонка сумеет в поле, в лесу, на прохладном луге
Исправно напеть молитву, смешав свою кровь с золой.
К ней явится та, что знает, как тень облекают светом,
Как стынет в кострищах лето,
Как семя живет землей...
В поселках лихие люди ее проклянут на пару
С Богиней ее любимой, и бросят ей камень в след.
Она живет на отшибе, в трех милях от старых сосен,
Ее ни о чем не просят.
Она их хранит от бед.
Вторая жизнь. Из записок священника Единой Веры. Народ Скашь. Отрывок.
«...Они не любили боль, хотя многие мои современники полагают иначе. Боль была инструментом, способом провести инициацию. И все. Они слишком ценили жизнь. Потому и чувственность их была непомерно высока, как и способность к рождению. Что мужчины, что женщины полностью контролировали то, сколько детей они сотворят, и какими будут эти дети.
Они отличали соитие для любви и соитие для продолжения рода. Если некто хотел дитя, но был одинок - это решалось поиском пары, без последующих требований отцовства-материнства. А если создавалась пара, и у одного был ребенок - второй принимал его как своего.
Они не успели. Целое поколение готовых к полету в небо не успело. Сменилась раса, улетели птицы богини, а от народа Скашь остались лишь страшные сказки. Можно было бы подумать, что я преклоняюсь перед ними, но это не так. Они не были людьми. Жаль, что сегодня нельзя добыть их тела для исследования строения организма, но они не были людьми, и относиться к ним, как к людям, не стоит. Иные нервная и кровеносная система, иная психология, логика. Встает вопрос, были ли у них души, которые есть у людей. Я предполагаю, что нет. Они сродни демонам, ночным духам, тем же птицам скашь, которым они поклонялись.
Но у них не было загробного мира, мира духов. Даже их безымянная и многоликая богиня - суть природа, темная ночь и опасности, скрытые во мгле. Все духи, сама богиня, и даже воплощенная мощь ночи, птица Скашь, жили в их же мире, или уходили в другие.
Загадочное пространство Еhhe Jia, или «Ближнее небо», вызывает вопросы у теософов и философов прогрессивного общества. Ученые приходят к выводу, что речь идет либо про потусторонний мир, максимально приближенный к нашему божественному миру, воплощенному волей Единого Бога, либо про особое состояние психики, в которое эти нелюди умели впадать, теряя много крови или останавливая временно свое сердце. В таком состоянии они видели галлюцинации, и связывали их с волей богини.