Ему хорошо запомнился день ее свадьбы. Прежде чем наряжаться самой, она выкупала его в жестяной ванне. В такси он сидел рядом с матерью, выпрямившись и чувствуя себя ужасно неудобно в своем новом темно-синем костюме и лакированных туфлях; его волосы лоснились от кокосового масла. Свадебная церемония состоялась в соборе св. Марка, затем все поехали в Кирстенбос фотографироваться и, наконец, — банкет в Фиделити-Холл. Музыканты играли свадебный марш из мендельсоновской увертюры к «Сну в летнюю ночь», и он очень смутился, когда его познакомили с крестной сестрой — цветочницей. Что же все-таки скажет Мириам? Будет ли упрекать его за то, что он не был на похоронах? Неужели и она думает, будто он виноват в смерти матери?
Он прошел Шеппард-стрит и заметил, уже приближаясь к Зоннеблуму, что дома стали не такие убогие и мрачные. Приятно было смотреть на эти добротные строения с аккуратными газонами и садиками, с электричеством и ванными… Он свернул на Найл-стрит и остановился у ворот дома Мириам. В прихожей горел свет, и он вдруг заколебался, не зная, как будет встречено его внезапное появление. Всего два раза был он здесь после ее свадьбы — два раза за восемь лет. Он всегда завидовал людям, живущим в Уолмер-Эстейт, их удобствам и житейской опытности. Это были состоятельные цветные, в домах у них — электрические камины, холодильники, на окнах жалюзи-. Едва какая-нибудь семья выбивалась из бедности, как тотчас переезжала в Уолмер-Эстейт с твердым намерением забыть прошлое.
Он нерешительно прошел по садовой аллее и позвонил. Никто не открывал. Эндрю не знал, дома ли муж сестры Кеннет. Может быть, уйти, пока не поздно? Но куда ему деваться? Вернуться к Джеймсу? Он снова нажал кнопку, и на этот раз за дверью послышался какой-то шорох.
— Кто там? — шепнула в скважину Мириам.
— Это я. Эндрю.
Она немного помолчала, затем, повозившись с ключом, открыла дверь.
— Заходи.
Она провела его по узкому коридору на кухню.
— Ты чего-нибудь ел?
— Нет.
— Сейчас посмотрю, что у нас есть. А ты пока вымойся в ванной. Гам должно быть чистое полотенце.
Она хлопотала на кухне, готовя кофе, нарезая хлеб и поджаривая яичницу с беконом. Мириам была легкого сложения и красивая — в мать, тридцать лет почти не наложили на нее отпечатка. Эндрю еще ничего не ел с тех пор, как ушел из дому, и даже не вспоминал о еде. Но теперь он почувствовал волчий аппетит.
Мириам стала накрывать на стол.
— Извини, у меня только бекон и яйца.
— Ну и хорошо, спасибо.
— Я готовлю только на Кеннета и себя, а мы уже поели.
— А где же Кеннет? — спросил он.
— Работает в ночную смену. Он теперь шофер, водит автобус, но ты этого не знаешь, потому что давно у нас не был.
Эндрю молча принял этот мягкий упрек. Конечно, его можно обвинить в необщительности, но ведь и она в кои-то веки бывает на Каледон-стрит. Он догадывался, что она намеренно обходит события последних дней. Должно быть, обо всем уже знает и, разумеется, заметила, что его не было на похоронах.
— Ужин готов, Эндрю.
Она пошла за вязаньем. Когда она вернулась, он торопливо глотал яичницу, не смея поднять глаз. Чтобы избежать ее взгляда, он уткнулся носом в тарелку. Покончив с ужином, нервным движением бросил нож и вилку на стол.
— Наелся?
— Да, спасибо.
— Хочешь сыру с хлебом?
— Нет, спасибо.
— Джем?
— Нет, спасибо. Я сыт.
— Правда?
— Правда.
— Тогда выпей кофе.
Она налила две чашки и подсела к столу. Наступило неловкое молчание. Мириам взяла в руки вязанье и, деловито щелкая спицами, принялась вязать свитер для Кеннета; глаза ее были устремлены на образец в «Журнале для женщин». Эндрю понял, что должен что-то сказать, должен объясниться.
— Мириам!
— Да?
— Ты веришь, будто я убил ма?
— Нет.
Постепенно его охватывало чувство облегчения.
— Она попросила меня сходить к тете Элле.
— Да?
— А я не пошел из-за этого ветра.
— Ты поступил нехорошо.
— Но я пошел потом.
— Знаю.
— А когда вернулся домой, ма была уже при смерти.
— У нее был удар.
— По моей вине, Мириам?
Он впился в нее взглядом, губы его затрепетали.
— Нет.
— Значит, я не убийца?
— Нет.
— А Джеймс так сказал.
— Джеймс не прав.
— Но он сказал, что я убил ма.
— Не сердись на него, он был вне себя от горя.
— И я не бил миссис Хайдеманн.
— Я в этом уверена.
— Только толкнул ее, потому что она пыталась меня обнять.