Работа с Тони в его фотоателье также вошла в привычный ритм. Объем рулонов пленки снизился до такой степени, что в большинстве суббот он заканчивал все рулоны до конца рабочего дня. Все больше и больше парней пытались проявить пленку самостоятельно, и поэтому это было намного стабильнее, чем безумный первоначальный всплеск осенью. Но как 12-летний подросток, работающий нелегально, он по-прежнему зарабатывал от 15 до 20 фунтов стерлингов каждую субботу. Таким образом, его деньги продолжали расти.
Его физические упражнения, к которым он так прилежно относился в первые шесть месяцев, также начали ослабевать, что, возможно, неудивительно, учитывая погоду. Но все первые три месяца 1978 года были временем скуки, когда все происходило без всякой энергии. Но, несмотря на все это, он не был зомби. Фотография Эндрю улучшалась по мере того, как он продолжал снимать много роликов пленки, и, что было еще более удивительным для него, он обнаружил, что разговаривает с парой учеников постарше. Это даже отдаленно не напоминало дружбу, но была группа парней, которые, как и он, были в Ezy Ryder, смотрели альбомы и однажды увидели, как он покупает один из ранних альбомов Pink Floyd.
“Тебе нравится Флойд?”
Эндрю кивнул, недоумевая, почему они с ним разговаривают.
“Да, у меня есть более свежие материалы, и я увидел это и подумал, что стоит попробовать. Это был всего лишь фунт”.
“Ну, если тебе это нравится, тогда тебе стоит присмотреться к Какой-нибудь Железной Бабочке”.
Это был ничего не значащий разговор, даже не 20 секунд, но он приоткрыл дверь для общения со старшими учениками через общий интерес к музыке. Другой стороной этого была защита его выбора музыки в то время, когда панк брал верх. Также было несколько парней, которые издевались над ним и советовали слушать the Stranglers или Ramones. Эндрю был ошеломлен силой их презрения к выбору музыки другими людьми. Они были похожи на Гранта, только без ругани.
Итак, первые три месяца прошли без происшествий. Жизнь дома была спокойной, учеба - легкой, работа - легкой, и Эндрю по большей части держался особняком. Кроме того, это было очень мужское окружение. В школе Хэриота учились только мальчики, все его друзья по соседству были мальчиками, а в магазине фотоаппаратуры покупали преимущественно мужчины. Единственными женщинами, с которыми Эндрю общался, были его родственники, ближайшие или расширенные, и иногда сестры его друзей по соседству, хотя между ними существовала взаимная апатия, которая сводила контакты к минимуму.
В этот пруд предпубертатного спокойствия была брошена серия камней в форме модели для фотоклуба, с которой он познакомился годом ранее. Эндрю накрывал на прилавок, пока Тони ходил перекусить наверху в своей квартире, когда в магазин вошла женщина. Она задержалась, пока Эндрю заканчивал с покупателем, прежде чем подойти к нему. Она не представилась или что-то в этом роде, просто перешла прямо к делу.
“Вы действительно проявляете всю пленку?”
“Извините, прошу прощения?”
“Проявляете ли вы все пленки с пятничных ночных сеансов?”
Женщина стояла и смотрела на Эндрю, и он почувствовал, что краснеет. Он узнал в женщине Монику, модель, и, как всегда, изо всех сил старался смотреть ей в глаза.
“Er.”
Женщина ждала, не глядя на него, но пристально вглядываясь.
“Э-э, да, знаю”.
Глаза женщины расширились, а в голосе зазвучали резкие нотки.
“Это неправильно. Тебе не следует смотреть на подобные вещи. Ты всего лишь ребенок”.
Эндрю услышал, как Тони спускается по лестнице, все еще соблюдая осторожность со своей недавно зажившей лодыжкой.
“Моника, какого черта ты поднимаешь весь этот шум?”
“Не надо мне этого Тони Брауна. Посмотри на него. Его не должно быть рядом с этими фотографиями”.
Эндрю не мог сказать, была ли она возмущена тем, что он увидел ее обнаженной, или она была искренне расстроена тем, что кто-то такой молодой, как он, имел дело с фотографиями. Смех Тони не улучшил ситуацию.
“Это не смешно, Тони. Кто он? 14?”
Сказав ей, что Эндрю всего 12, я только усугубил ситуацию.
“12. 12!”
Голос Моники стал писклявым.
“Придержи коней. Успокойся, черт возьми. Проведи ее и покажи ей”.
Последнее было адресовано Эндрю, и Тони почти потащил Монику через заднюю дверь в направлении фотолаборатории.
“Перестань визжать, позволь ему показать тебе”.
Она раздраженно протопала к дверям фотолаборатории. Эндрю стоял там и ждал.
“Ну?”
Эндрю вздохнул.
“Я не хочу показаться грубым, но знаете ли вы, как проявляется пленка?”
Моника выглядела готовой взорваться, но, к ее чести, она сделала паузу.
“Нет, не процесс. Парни берут здесь рулоны пленки и выходят с отпечатками”.
“Это верно, но процесс состоит из двух частей. Проявка пленки для создания негативов и затем распечатка фотографий с негативов. Приходите и посмотрите”.
Эндрю отступил назад и указал на сушилку, на которой висели негативы, проявленные им утром. Моника придвинулась ближе, прежде чем поняла, что ей нужно быть прямо рядом с ними, чтобы разглядеть хоть какую-то деталь. Она запрыгала по полоскам пленки, прежде чем повернуться и посмотреть на Эндрю.
“Вы делали это сегодня утром?”
Он кивнул.
“Это с вчерашнего сеанса?”
Эндрю снова кивнул.
“Так это я?”
Последнее было риторическим, поскольку она вернулась к негативам. Эндрю увидел, как ее губы начали подергиваться в улыбке.
“Это все, что я могу сказать о процессе. Фотографы печатают снимки сами”.
Эндрю увидел, как плечи Моники расслабились, и она вздохнула.
“Черт, теперь я должен выйти и извиниться перед этим болваном”.
Она дернула головой, показывая, что имеет в виду Тони. Она встала и посмотрела на Эндрю.
“У вас никогда не возникало соблазна распечатать несколько фотографий?”
В ответ Эндрю открыл шкафы и показал ей лотки и различные химикаты, используемые для создания отпечатков.
“Другой процесс, Тони бы знал”.
“Вы не ответили на вопрос”.
Моника озорно улыбнулась, хорошее настроение, которое она демонстрировала в прошлом году, начало возвращаться.
“Ты не хочешь посмотреть на мою фотографию обнаженной?”
Она уже смеялась еще до того, как румянец залил его лицо.
“Шутки в сторону, я думал, вам будет любопытно?”
Эндрю был косноязычным дураком. Он, наконец, смог выдавить:
“Мне всего 12. Не думаю, что я еще достиг половой зрелости, хотя ты, возможно, ускоряешь это”.
Она снова рассмеялась.
“Да, девочки приходят туда раньше мальчиков. Я начал получать это в 11”.
Она подняла свои сиськи и снова хихикнула, когда Эндрю тут же снова покраснел.
“Да ладно, спасибо, что показали мне все это”.
Эндрю плелся за Моникой, ее задница очень интригующе покачивалась. Она снова столкнулась с Тони.
“Перестань выглядеть таким самодовольным, старый развратник. Теперь я понял”.
“Парень взломал процесс и смог проявить пленку для нас. Он проявляет пленку, создает негативы и оставляет остальное на наше усмотрение. Не волнуйся, он не пялился на твое тело. Ну, может быть, сегодня, но не раньше.”
Они оба рассмеялись, и Эндрю тут же снова покраснел. Моника провела рукой по его раскрасневшейся щеке, прежде чем поприветствовать их обоих.
“Не волнуйся, сынок, еще только три года, и тогда ты поймешь, из-за чего весь сыр-бор”.
“Мне всего 12, Тони, пройдет больше пяти лет”.
“Нет, возраст согласия в этой стране составляет 16 лет. Если я смогу сфотографировать птицу, когда ей исполнится 16, то, я думаю, вы сможете стать одним из фотографов того же возраста”.
Тони побрел обратно наверх, чтобы закончить прерванный обед, оставив Эндрю пытаться восстановить самообладание, все время думая о Монике и ее теле. Хммм.