Но это была уединенная жизнь, которую Эндрю строил для себя. Помимо своей фотографии, он вел пассивную и разобщенную жизнь. Но затем боли в спине усилились, и маленькая родинка на спине стала пугающе увеличиваться в размерах. Беззаботный летний ритм был нарушен, срочный визит Эндрю к семейному врачу был пугающим. Врач бросил один взгляд на родинку и немедленно записал Эндрю на биопсию. Через неделю диагноз подтвердился: у него рак кожи.
Фраза "неведение - это блаженство" определенно применима в данный момент. Хотя Эндрю поначалу был напуган, его постоянно и неоднократно заверяли, что все будет хорошо, что это было обнаружено на ранней стадии и что он полностью выздоровеет. Ему была назначена операция с последующей лучевой терапией с расчетом на то, что в течение трех месяцев он будет свободен от рака. Итак, в конце лета и осенью 1978 года, вместо того чтобы посещать школу, он был пациентом Королевской больницы для больных детей в Эдинбурге, в просторечии известной как the Sick Kids. Операция прошла быстро и успешно, был удален источник рака, родинка на спине. Однако рак распространился на кожу, и лучевая терапия заняла больше времени, чем первоначально планировалось. Именно в этот момент опасения Эндрю начали расти.
Очень немногие дети болеют раком. Это был факт и очень хорошая вещь. Детская онкология не была специальностью, где врачи наблюдали большое количество случаев. Однако в результате это означало, что лечение было специализированным и концентрированным. Королевская больница для больных детей в Эдинбурге была одним из всего лишь двух центров детской онкологии в Шотландии. Таким образом, хотя рак у детей был редкостью, лечение от него объединило их всех. Именно это общение с другими пациентами больше, чем что-либо другое, заставило Эндрю задуматься и забеспокоиться о своем личном исходе. Потому что не всем стало лучше.
Мальчики-подростки не задумываются о смерти. Мальчики-подростки думают, что они непобедимы. Для них смерть - это то, что случается с домашними животными и стариками. Смерть случается с другими людьми, не с ними.
Эндрю заметил, что врачи склонны к общим заявлениям и банальностям, которые он не мог оспорить. Это также означало, что как пациент он уделял больше внимания тому, что наблюдал, а не тому, что слышал от врачей. И то, что он увидел, было смертью, много смертей, и, оглядываясь назад, это было, вероятно, более чем у 30% пациентов, достаточно, чтобы опровергнуть все заверения о полном выздоровлении. И дело в том, что как только он начал беспокоиться о смерти, он больше ни о чем не думал. Еще одна вещь заключалась в том, что всякий раз, когда он пробовал поднять этот вопрос, даже в косвенной форме, никто не хотел говорить с ним об этом. Никто. Это был неослабевающий оптимизм, позитивные дискуссии и покровительственные ободряющие речи. Он задавался вопросом, почему не было больше честности. Было ли это защитным механизмом для его защиты? Или это был защитный механизм, который использовали его родители, чтобы защитить себя? В любом случае, это ухудшало ситуацию, а не улучшало. Он начинал зацикливаться на своей возможной смерти.
Эндрю на самом деле не задумывался над тем, о чем думали его родители. Его отец хранил молчание, а мать явно кокетничала, говоря только о том, когда его выпустят, несмотря на то, что дата его освобождения постоянно отодвигалась. И они никогда не приводили Роуэна в палату. Таким образом, ни врачи, ни его семья не давали ему ответов.
Тринадцатилетним мальчикам приходится со многим сталкиваться. Ожидания общества от них начали меняться, и их тела превратились в химические реакторы, вырабатывающие бесконечное количество подростковых гормонов. Они растут, они неуклюжи и не знают, какой звук будет издавать их голос в следующий момент. Они также бредовые, незрелые и эгоцентричные, и Эндрю олицетворял это в полной мере. Итак, вместо того, чтобы быть стойким и спокойным, зрелым не по годам, реальность заключалась в том, что он был плаксивым мальчишкой.
Самым распространенным нытьем, которое у него было, было ‘почему я?’ Поскольку лучевая терапия неожиданно затянулась, нытье сменилось с гнева на жалость. Вдобавок ко всему Эндрю, наконец, начал осознавать свое окружение и понимать, что многим детям не становится лучше. Это имело два противоречивых эффекта. Во-первых, это вывело его из себя, когда он понял, что его собственное выживание не было гарантировано; в этот момент его одержимость собственной смертью перешла все границы. Обратным эффектом было то, что он медленно начал взрослеть. Лежа там, жалея себя, жалуясь миру на то, как все это несправедливо, в моменты спокойствия и ясного мышления он понимал, что есть другие, которые находятся в гораздо худшем состоянии, чем он. Их победил рак. Это было не внезапное прозрение, а скорее постепенное озарение, просто благодаря наблюдению за окружением и другими пациентами. Что было самым обескураживающим, так это относительное отсутствие драмы. Конечно, были слезы и повышенные голоса, но они были заметны из-за того, что звучали нечасто. Несмотря на то, что Эндрю был одним из старейших пациентов в отделении, он вел себя как один из самых незрелых. Он видел, как медсестры закатывали глаза на некоторые из его жалоб.