Тренировка, хотя на это потребуется больше времени и, безусловно, это будет борьба, также будет легче в одном важном аспекте. Как он показал тем утром, фитнес может быть и должен был быть занятием в одиночку. Если Эндрю чего-то добивался, это происходило. Он был самодисциплинированным и упрямым человеком. Слова Джона звенели у него в ушах, и Эндрю знал, что он может привести себя в форму. Теперь годы игр, спортивных состязаний и пинков с соседями продемонстрировали впечатляющее отсутствие координации ног и зрения рук. Он не собирался становиться следующим Кенни Далглишем, как, впрочем, и любым другим спортсменом. Но он был бы рад возможности побегать полчаса и, возможно, сделать несколько отжиманий и приседаний. Ничего потрясающего, кроме перемены по сравнению с его прежней легкой сидячей жизнью. Затем он подумал о школе.
Школа Джорджа Хериота была и остается частной платной школой в центре Эдинбурга. Здесь не было ни одного из тех крайних домогательств, которые распространены в других школах. Но это была школа, где где бы ни собрались 1500 мальчиков и юношей, там будет значительная доля придурков. Кривая колокола никогда не подводит. Эндрю был гиком в классе, полном гиков. Хериот заставлял учеников сдавать потоковые экзамены в возрасте 10 и 12 лет. Последние два года начальной школы были разделены на три класса, причем Эндрю был в лучшем классе. Второй набор потоковых тестов готовился к поступлению в старшую школу, когда год будет транслироваться в пяти классах. Буквально на прошлой неделе Эндрю принес домой подтверждение из школы, что в начале следующего года он будет в 1А, классе для тех, у кого самые лучшие оценки по успеваемости. Но одной из причин, по которой Эндрю вылетел, было то, что ему было неудобно выделяться в учебе. Он почти ничего не учил и был в первой четверти - первой трети класса. Эндрю знал, что он умный, и большая часть его самооценки в школе была обусловлена успеваемостью. Но ему было удобно прятаться чуть ниже лучших учеников. Даже в его собственном классе были крикуны и парни, которые были настоящей занозой в заднице. Бросить вызов самому себе в учебе было бы одновременно легко и сложно. Эндрю обдумывал это некоторое время, но слова Джона насмехались над ним. Он попытается, он не мог просто спрятаться.
Но затем на ум пришла более ранняя часть его беседы с Джоном. Как Джон и его отец Гэвин находили Национальную службу тяжелой. Это была одна из причин, по которой они подружились. Джон описал людей, с которыми они столкнулись, как трудные случаи. Выдержать несколько незначительных словесных оскорблений от коллег-ботаников или даже других парней с его курса вряд ли было большой проблемой, учитывая то, как Джон говорил об этом. Для того, чтобы испытать себя по-настоящему, ему нужно было пообщаться с детьми, которые не ходили в модную платную школу в центре Эдинбурга, школу к югу от Старого города и с прекрасным видом на Замок. Как он собирался бросить вызов самому себе, не говоря уже о том, чтобы подняться, чтобы преодолеть это, он понятия не имел. Очевидного решения не было.
Наконец проснувшиеся взрослые позволили Эндрю отложить все это на потом. Без подсказки он помог своей матери накрыть на стол, на что не получил никакой благодарности, кроме поднятой брови. Детские шажки. Когда его отец вышел в туалет, он подошел к Джону.
“Не могли бы вы, пожалуйста, дать мне копию вашего адреса, Джон. Я знаю, как мы доберемся до вашего дома, но я не знаю фактического адреса или почтового индекса. Я хотел бы писать вам, возможно, раз в семестр, чтобы сообщить, как у меня дела, возможно, попросить какого-нибудь совета.”
Джон спокойно кивнул.
“Хорошая идея, Эндрю. Я поделюсь ею с тобой, прежде чем мы уйдем. Что побудило к этому?”
“Наш вчерашний разговор. Я встал рано сегодня утром и немного подумал над тем, что вы сказали”.
Когда вернулся его отец, Джон просто улыбнулся и кивнул, Эндрю отошел. После обеда Джон и Бренда приготовились снова отправиться на север, они жили к юго-западу от города Абердин на северо-востоке Шотландии, в трех часах езды. Уходя, Джон незаметно передал Эндрю адрес. Эндрю и его семья уехали одновременно с Каттингтонами и отправились навестить бабушку Эндрю. Его чествовали как именинника, там были его тетя и дядя, а также двоюродная сестра и ее муж. Квартира с трудом справлялась со всеми людьми, и Эндрю сидел сложа руки и наблюдал за жизнью своей большой семьи.
Эндрю считал своего отца странным человеком, чему не способствовал тот факт, что он был намного моложе своих двух сестер. Одна из них была на 12 лет старше, а старшая - на 15 лет старше своего отца. Очевидно, его дедушке было 63 года, когда родился его отец, и он умер еще до того, как его отец закончил школу; мать Эндрю никогда его не встречала. Эндрю подсчитал и получилось, что его дед родился в 1874 году. Его бабушка отпраздновала свой 70-й день рождения на 18 месяцев раньше, что означало, что она родилась в 1905 году. Имея дело с тетей, родившейся в 1922 году, Эндрю соединил все точки и установил, что его дедушке было 48 лет, а бабушке всего 17 лет, когда родилась его тетя. Он также знал, что об этом никогда не говорили по причинам, которые он не мог понять. Всякий раз, когда он спрашивал, на него немедленно шикали. Только несколько лет спустя пенни наконец-то заговорил о возрастах и о том, что они означают. Что было еще более скандальным, так это то, что оба его дедушки и бабушки работали в услужении, его дедушка был дворецким, а бабушка - горничной. Это был еще один из тех моментов, когда он оглядывался назад и смеялся над своей невинностью.