— То есть, вы трахались? — выдохнул он, в упор глядя на нее. Миа оторопела. Приоткрыв рот, она, ничего не понимая, смотрела то на Оливера, то на Кемерона. Не получив ответа сию же секунду, он с силой сжал кулаки, готовый разнести всю кухню. Глаза налились кровью, тяжелое, грузное дыхание, наверно, даже Мик бы услышал, который все еще копошился у книжной полки в гостиной. — Да? — выплюнул он эту фразу.
— Ты о чем? — проговорила Миа, стараясь сохранять спокойствие. Состояние мужа ее напугало, но поддаваться панике она не хотела. — Что с тобой?
— Что со мной? — злобно фыркнул он, продолжая сверлить ее взглядом. — Ты выставила меня похотливым ублюдком, чуть ли не жизнь тебе сломавшим. А теперь выясняется, что ты трахалась с моим другом детства. Я же все правильно услышал?! — воскликнул он. Глаза женщины округлились. — Вижу, что правильно.
— Оливер… — начал было Кемерон неуверенным голосом, но он тут же затих — послышался хруст. Оливер сломал карандаши в кулаке. Он медленно перевел взгляд на друга. — Ты не так понял, — попытался оправдаться тот. Он с опаской смотрел на мужчину, сделав шаг назад. Сглотнул.
— Ты… — Оливер смотрел на него и не знал, что сказать. Один из лучших друзей детства и любимая женщина его предали, хотя именно этим людям он доверял. Они водили его за нос, врали ему. Он знал, что его ревность имеет обоснования, он чувствовал это. И вот оно, обоснование. Ни с бывшим парнем, ни с каким-нибудь другим человеком. С другом. Она изменяла ему с его другом. И он тоже хорош, знал ведь, как сильно Оливер ее любил. А теперь стоит, такой жалкий, прижался к кухонной тумбе и в страхе смотрит на него. Пытается сказать что-то, но пока что только открывает и закрывает свой поганый рот, ни слова не произнес. Герой-любовник. Противно смотреть. Он снова перевел взгляд на Мию.
— Давай ты выслушаешь?.. — начала она, взяв себя в руки.
— Заткнись, — оборвал он ее. Это прозвучало грубо, женщина подалась назад, обхватив себя за плечи.
— Я не спала с ним, — тем не менее, она продолжила говорить.
— Матери моей расскажешь. Она все еще верит, что ты святая, — процедил мужчина. Он опустил глаза в пол, стараясь совладать с собственным гневом. Надо успокоиться. Не ради них, не ради себя. Ради Кевина. Нужно остановить себя. Обломанные карандаши впились в ладонь, но он сильнее сжимал дрожащие руки. Сделав пару глубоких вдохов, произнес. — Кемерон, как ты думаешь, почему я еще не набил твою поганую морду?
— Я не спала с твоим другом! — нервно воскликнула Миа.
— Не бойся, не буду я твоего любовника бить, — фыркнул Оливер. Миа раздраженно вздохнула. — Я все еще не убил тебя, Кем, только по одной причине — наверху спит мой сын. Во-первых, от шума он может проснуться. Во-вторых, мне нужны деньги, чтобы обеспечить его всем необходимым. На мне висит четыре заказа. И если я сейчас сломаю руку, избивая тебя — я лишусь и заказов, и денег. Считай, что мой сын тебя спас. Если он мой, конечно, — проговорил он. Поднял глаза на Мию. Она растерянно смотрела на него, сжавшись. — Ты… — он понял, что это конец. Он устал. Он больше не в состоянии терпеть что-либо, связанное с этой лживой, истеричной сукой. Хватит. — Ты хотела развод? Окей. Будет тебе развод. Сразу же после суда я съезжаю отсюда. Довольна? — он смотрел с отвращением, злорадно улыбнулся. Миа отвела взгляд.
— Я тебе не изменяла. Между мной и Кемероном ничего не было, — по слогам произнесла женщина.
— Ну-ну, — больше ничего не говоря, Оливер вышел из кухни, забыв, зачем он сюда пришел.
Тяжело ступая по лестнице, он на автомате поднялся на второй этаж и заперся в своей мастерской. Оглядел ее — ничего не изменилось за эти несколько минут. Ничего, а находиться здесь теперь было мерзко. Раньше Миа частенько засиживалась, наблюдая за работой мужа, и засыпала на диване. Бывало, что они засыпали на нем вместе почти сразу после того, как Оливер успевал понять, что у него на спине появилась пара новых ссадин. А стол? С ним тоже было связано много воспоминаний. Теперь же богатая фантазия рисовала ему совсем другие картинки. Мужчина снова начал закипать, пытаясь отогнать их. С новой силой он сжал кулаки, вновь слыша хруст — он доломал последний карандаш в руке, а один из обломков до крови впился в руку, но Оливер не обращал внимания, рассматривал комнату. Картины у стены. Среди них было около десяти портретов, ее портретов. Всяких разных, он писал ее, как ему подсказывало его воображение, согласно задумкам, что приходили в его голову. На каждом портрете она была разной, но во всех них было одно — какой бы откровенной или томной она ни была на них, она всегда оставалась чистой. Он чувствовал ее такой, поэтому и запечатлел именно так. Теперь же что? Неизвестно, когда это все началось, и с каких пор его чутье подвело его. Несколько новых картинок с участием жены и друга промелькнули в голове. Это стало последней каплей, он перестал себя контролировать. Оливер стал крушить все, что попадалось ему под руку. Он разнес стол, швырнул его в стену, сломав ножку. С шумом разлетелись все принадлежности, что были на нем, покатились по полу в разные стороны. Следом полетел мольберт с холстом на нем, яростный грохот в комнате усилился. Громкий хруст стекла — сначала Оливер грубо согнул, а затем с силой разбил о пол софит. Стул превратился в отдельные щепки, которые уже было не разобрать в общей груде хлама. Оливер остановился только когда услышал детский плач — Кевин проснулся из-за шума. Слушая топот и хныканье ребенка, он смотрел на картины у стены, с которых на него смотрела разная и еще недавно чистая Миа. Рука саднила от раны, а душа постепенно пустела от всего, что ему пришлось пережить за последние недели. Конец. С этого момента для Оливера семья Банчей перестала существовать.
========== Мудрости озера Мичиган ==========
— Может, ты меня выслушаешь? — негромко спросила Миа, когда Оливер в очередной раз проигнорировал ее. Было утро, они находились в кухне, завтракали. Кевин сидел в своем кресле и постукивал бутылочкой о столик перед собой. На этот раз слова Мии также остались без ответа. — Оливер, эй! — она махнула рукой, а затем ткнула мужчину в плечо. Он медленно поднял взгляд с тарелки на женщину, в упор посмотрел на нее невидящим взглядом.
— Что? — безразлично спросил Оливер. Выражение лица никак не изменилось.
— Давай я тебе объясню всё, — повторила та.
— Что объяснишь? Мне плевать.
— А мне — нет. Меня ни за что окрестили ш… ветреной женщиной, — нахмурилась Миа. Оливер продолжал на нее смотреть, никак не показывая своего отношения. Уже хорошо, что он смотрит, поэтому Миа продолжила. — Я бы ни за что не стала спать с Кемероном хотя бы потому, что он твой лучший друг. Это во-первых, а во-вторых, это полностью противоречит моим принципам. Ты понимаешь? — она замолчала, ожидая ответа.
— Ну? — всё, что ответил ей ее муж. Миа на секунду замерла, оторопев от такого ответа. Затем она только грузно вздохнула и махнула рукой.
— Бессмысленно, ты меня не слышишь. Это опять произошло. Ладно, буду ветреной женщиной, — она встала со своего места и, взяв ребенка, вышла из кухни.
Оливер не заметил, как она ушла. Он ни на что не обращал внимания. Да, он не слышал свою жену, он не уловил интонаций, с которыми она говорила. Сейчас ему все равно, что и как было на самом деле. Ему стало плевать на Мию, на Кемерона, на всех. Люди — ничто. Шум, мусор. Они мешают, отвлекают, причиняют вред. Они не дают делать главное — создавать. Искусство — вот, что по-настоящему важно. Работа, живопись — то, что стало сейчас для Оливера самым главным. Даже сын отошел на второй план. Картина вряд ли предаст его, она не переспит с лучшим другом.
На работе его сразу же вызвали к директору — он до сих пор не аттестовал того парня, чей отец приходил разбираться. Оливер считал, что всё делал правильно — парень так и не отработал свои пропуски, поэтому ни о какой аттестации не может быть и речи.
— Вы предвзяты ко мне! — воскликнул обиженный школьник после безразличного «Нет» на просьбу забыть и поставить хотя бы тройку. В ответ на это Оливер снова ответил ему «Нет». — Да, мистер Банч! — не скрывая раздражения продолжал парень. — Да, я не посещал занятия, но я не один такой, а не аттестовываете вы только меня!