— Мистер Банч! — окликнул его женский голос. Оливер встрепенулся и повернулся на голос. Это была Лиза. Она недоверчиво скривилась. — Так в чем дело, мистер Банч? — спросила она. Мужчина посмотрел на остальных ребят — те разделяли чувства девушки.
— Хм, простите, я увлекся, — он повел головой, разминая шею, снова устремил взгляд на озеро. — Я помню, что в первый раз я здесь оказался лет так в девять, меня привез сюда мой отец. Он пытался затащить меня в планетарий, а я не хотел туда идти. Мне казалось, что там темно, страшно и меня съест Чужой, — после этих слов Джейк хмыкнул. — Да, я был очень впечатлительный, а за день до поездки сюда мы с друзьями тайком посмотрели фильм про Чужих. Нам не разрешали такое смотреть, но как будто мы кого-то слушались… Так вот, я не хотел идти, прибежал сюда и стоял вон там, — он кивнул перед собой на край стоянки, откуда начинался обрыв, — и кидал вниз камушки. В итоге, отец, конечно, затащил меня в планетарий, не дав мне закончить с камушками, но я запомнил тогда, что озеро было очень красивым, таким синеватым с белым. Мне тогда понравился цвет, я дома пытался его получить. Извел кучу гуаши, но так и не смог. Только в четырнадцать у меня получилось, и то случайно. И то, я это понял лишь в семнадцать, когда приехал сюда в очередной раз.
— К чему вы это рассказываете? — осторожно перебил его Мэт.
— Погоди, я только начал, — хмыкнул Оливер, разглядывая волны. — Во второй раз я приехал сюда со школьной экскурсией, классе в пятом. Чужих я тогда не боялся уже, а когда подошел к тому же самому месту — увидел, что у воды точно такой же цвет, как и тогда. Мне это понравилось, я долго смотрел на воду, мельком глянул на город. Я его видел каждый день, так что озеро было мне куда интереснее. Еще через год я приехал сюда — та же вода, немного изменился изгиб берега, новые постройки Чикаго. Еще год — этот же синий цвет, пляж пожелтел, появилась вон та высотка, — он указал на одно из многочисленных зданий. — Остальные вокруг были либо в строящемся состоянии, либо их еще не было вообще. Из года в год, когда я приезжал сюда, я видел точно такое же озеро, пляж, который уже лет пять, как не меняет цвет. И видел растущий город. Я рос вместе с ним, только я уже вырос, скоро начну стареть, если еще не начал, а Чикаго продолжает расти. Даже сейчас я вижу, что он не такой, как в прошлый раз. И я бы мог уже давно впасть в депрессию, думая о быстротечности жизни, о бренности бытия и прочем бла-бла-бла, но! Посмотрите туда, — он кивнул на волны. — Тот же самый цвет, я ни с чем его не спутаю. Да, сейчас по озеру блики ходят из-за заката, но я все равно вижу этот синий. Он ни разу не изменился за все годы, что я сюда приезжаю.
— Так и к чему все это? — спросила Лиза. — Что вы хотите сказать?
— У меня очень многие вещи связаны с этим местом. Я приезжаю сюда, когда мне плохо, когда очень хорошо, когда грустно или неспокойно, когда нет вдохновения или меня переполняют чувства. Я смотрю и вижу, что, с одной стороны, время летит и жизнь ни на секунду не останавливается, а с другой стороны — есть вечность, спокойная, размеренная, неизменная. Иногда нужно просто остановиться и выдохнуть, посмотреть на эту вечность, подумать о том, что тебя сейчас так беспокоит, все осмыслить и понять. Ну, а потом с новыми силами можно вернуться в суету, — он кивнул на город. — Не знаю, вдохновило ли это вас, но меня вдохновляет с тех пор, как я это понял. А наблюдаю я уже больше пятнадцати лет, — он замолчал. Он не ждал никаких слов в ответ, прекрасно понимал, что это может и не вдохновить молодых людей, что они посчитают это глупостью, но ему было все равно. Для него это место и эта мудрость, если это можно назвать мудростью, были очень ценными. Они хранили до невозможного много воспоминаний, мыслей, переживаний, чувств и волнений Оливера. Первые попытки найти себя, укрыться от всего мира, набраться сил и вернуть душевное равновесие, первый человек, которому он показал это место, первый накал страстей, доводящий до безумия. Всё это было именно здесь, на этом самом месте, между сумасшедшим городом и умиротворяющей природой. Спустя пару минут, дав ребятам понять суть его слов, Оливер продолжил. — И так же, как это озеро постоянно в своем цвете, постоянно и искусство. Люди рождаются, умирают, гениальные художники приходят и уходят, но их творения остаются с нами навсегда. Именно поэтому, мне кажется, они куда важнее, чем их создатели. Они идеальны, в отличие от людей. Хм, ну это уже другой вопрос, сейчас не об том. Созданные людьми шедевры остаются навсегда, и они, как и вода в этом озере, не изменяются. И даже если я напишу сто миллионов портретов, мои первые работы останутся такими, какими я их сделал когда-то. Они всегда останутся началом, прошлым, но это не значит, что нужно о них забывать, пренебрегать ими. Наоборот — на них стоит смотреть хоть иногда. Нужно вернуться в начало, чтобы создать что-то новое.
— Вы пересматриваете свои первые работы? — подал голос Барт, который все это время неотрывно смотрел на водную гладь, засунув руки в карманы ветровки.
— Конечно. Иногда очень внимательно, а иногда так, мельком, просто потому, что попались на глаза, — Оливер выпрямился, бросил на озеро последний взгляд и повернулся к ученикам. — Не знаю, смог ли я вам помочь, но зато теперь вы лучше знаете своего учителя, — он слабо улыбнулся, ребята смущенно улыбнулись ему в ответ. — Ну и тем для размышлений много не бывает. И… Ну, знайте, что отсутствие вдохновения — это нестрашно. Его можно всегда найти. Главное — уметь хоть иногда находить покой. Тогда и искать вдохновение не придется. А теперь садитесь обратно, отвезу вас по домам, пока солнце окончательно не село.
По дороге в город никто не говорил, тишину нарушал только шум мотора. Оливер не горел желанием разговаривать, скорее, ему даже было плевать, а молодые люди думали о том, что только что услышали. Пока что было неизвестно, получилось ли у мистера Банча поймать для своих дипломников вдохновение, он знал лишь одно — для себя он его однозначно поймал. Вернувшись домой, он заперся у себя и принялся за работу, пока пойманное вдохновение не убежало от него. Ни Мию, ни ребенка он не видел. Быть может, видел, но не заметил, только сейчас это не имело никакого значения.
========== Отец года ==========
— И что ты делаешь? — это была первая фраза Оливера за весь день. До половины двенадцатого он не произнес ни слова и вообще никак не реагировал на присутствие жены и сына. Он встал посреди спальни, скрестив руки на груди, наблюдая, как Миа одевает ребенка в уличную одежду.
— Э, — Миа вздрогнула, услышав мужской голос. Недоверчиво посмотрела на Оливера. — Что?
— А ничего, что я сегодня с ним сижу? — холодно спросил он, продолжая держать руки скрещенными. Миа оторопело вздохнула и отвела взгляд. — И?
— Ну… — она покраснела, не смея посмотреть на Оливера. Взяла ребенка на руки и прижала к груди. Уставилась в пол и закусила губу. — Ты же…
— Что? — перебил тот. — У нас был уговор, что я сижу с ним по вторникам. Что сейчас началось?
— Ну вчера… Ты… а… Прости. Прости, я забыла, — выдохнула Миа. Сглотнув, она осмелилась поднять голову и посмотреть в глаза Оливеру. Он никак не реагировал, продолжал смотреть. — Я так забегалась, что все напутала, — продолжила женщина, осторожно начиная расстегивать куртку на ребенке. Положила хихикающего малыша на кровать и принялась раздевать его. — У меня вылетело из головы, я не специально, извини.
— Мм, — больше он ничего не сказал. Оливер просто смотрел, как Миа приводит ребенка в порядок, а затем без слов забрал его и ушел вниз.
Кевин его раздражал еще со вчерашнего дня, но все же это его сын, и он обязан уделять ему время. Тем более, ребенок ни в чем не виноват. Даже если он не его. Тут он точно невиновен, виновна его мать, долго скрывавшая мерзкую правду о себе.
Без особого энтузиазма Оливер стал заниматься с ребенком — они перекладывали мелкие детали из одной тарелки в другую, учились работать одновременно двумя руками, ползали по ковру в гостиной в поисках чего-то интересного. Ну как, Кевин ползал, а Оливер следил, чтобы ребенок не уполз слишком далеко. При этом, малыш постоянно смеялся или хихикал, словно это не он сегодня ночью опять рыдал из-за мешающихся зубов. Только пару раз они напомнили ему о себе — Кевин на мгновение отвлекался от игры, засовывал в рот игрушку или пальчики и начинал чесать зудящие десны. Делал он это со знанием дела и со всем недовольством, на какое способен человек, уставший выполнять бессмысленную работу. Оливера это позабавило — он еще совсем малыш, но у него уже появляются первые эмоции, которые он так охотно выражает. Будь ребенку уже девять лет — это было бы обычно, но другое дело, когда ему едва исполнилось девять месяцев, и каждое новое действие в его исполнении выглядело забавным. Оливер не заметил, как всякое раздражение пропало, настолько смешным и чудным был его сын. Или не его. Да какая сейчас разница, его или нет, перед ним был обаятельный, счастливый ребенок, это всё, что нужно было знать сейчас. Он все также самозабвенно лепетал, с интересом глядя на своего родителя, что-то показывал ему и изредка чесал растущие зубы. Научился сидеть, может минут пять самостоятельно это делать, если не больше. Пытается вставать, но это у него выходит хуже. Любопытный такой, шумный, уже всё-всё понимает. Знает, когда его будут кормить, и что значит, когда его берут на руки тем или иным образом. Понимает значение отдельных слов и фраз, уже сам начинает изъясняться, пускай только звуками и жестами.