«Это называется субъективный идеализм», - вставился Владислав Евгеньевич. «А мне плевать, как это называется, - ответствовал Борис Петрович, ухмыляясь уже так широко, что даже самый рот, казалось, вылезал за границы его и без того широкого лица, - запуск происходит из вне, от рецепторных окончаний, далее идет вся эта сложная нейродинамика, которую мы описать не в состоянии, и внутри возникает образ, который я опять же проецирую вовне, и теперь уже с этим образом реальности я могу поступать как мне будет угодно. Вот мы с тобой и доказали, что весь мир есть иллюзия. С точки зрения общей психологии — это, конечно, не верно. Мир существует объективно. А вот если мы пойдем дальше, - Борис Петрович эффектно щелкнул пальцами перед носом озадаченного гостя, - происходит вот такого примерно вида щелчок, и... горы опять становятся горами, а реки — реками. Стоило ли так долго заниматься буддизмом, когда все так элементарно?».
«Вы абсолютно правы, Борис Петрович, не стоило!», - просиял Лебедько, думая, однако ж, о том, что вот Берков без малейших его, Лебедько, усилий буквальнейшим образом сам достает тот самый заветный козырь, который и уготован, дабы бить его собственную карту.
«Но в чем разница? - продолжал горячиться Берков, - исчезает толстый слой моего психического, то бишь моего творчества. Ведь если я творю тебя, то я могу закрыть глаза, представить тебя — и ты для моего дальнейшего творчества на фиг не нужен. Мне достаточно одного раза, чтобы зафиксировать тебя, а дальше я могу вести с тобой любые диалоги как с элементами внутрипсихического пространства. Но когда вновь появляется твоя тушка и начинает действовать на мои рецепторы, то тут и начинается система отношений и понятное дело, что если ты хороший человек, то я от тебя жду только хорошего. А вот ежели ты — известный подлец, так я сразу, как только ты появился, хоп! — и напрягся! Почему? А может ты уже перековался, и твоя подлость отошла как талая вода? Но я-то помню, что ты был подлец, и я продолжаю этот образ держать. Вот она — иллюзия. И если бы у меня не было проекции образа вовне и модуляции этого образа внутри, когда я проецирую мир образов, я эти образы модулирую своими состояниями. Это и есть так называемое непросветленное состояние сознания. Ежели я перестал заниматься этой фигней — модулированием — то вижу только то, что вижу и слышу только то, что слышу. И никаких фантазий между внешним и внутренним. Понятно, что вся социализация направлена совершенно в противоположную сторону. Когда ты рождаешься, и мир твой прекрасен и чист, ты мало, что распознаешь. Ты даже не распознаешь, пописал ты или не пописал. Сначала ребенок писается и только позже чувствует, что стало тепло и мокро, а потом и вовсе остыло. Ребенку, чтобы понять, что это есть результат его непосредственной творческой мочеиспускательной деятельности должно связать, что ему стало мокро с тем, что у него было напряжение. Соответственно, любое наше воспитание — это система создания форм. Далее выясняется следующая штука — у меня есть имя. И пошла плясать тут уже совсем скверная история. Психическое не выключить. Эта машинка работает постоянно, непрерывно создавая этот мир. Даже в состоянии комы. И вот что мы имеем: превращение изначального состояния в обычное — это творчество, необходимое творчество, так сказать, познание добра и зла, потому что в противном случае ты останешься растением. Как происходит «второе рождение»? Ты опять попадаешь в изначальное состояние, при этом теряя все свои навыки, в том числе и навыки различения. И тебе придется начинать все сначала, потому что ты достиг мудрости соединения, но еще не достиг следующего шага — различения. В непросветленном состоянии твоя личность абсолютизирована. Ты говоришь: «Вот я такой. Если я не схожу с друзьями в баню, не поиграю на гитаре, это буду не я. Если я узнаю, что где-то насилуют негров, я должен возмутиться, а ежели не возмущусь, то опять же это буду уже не я. У тебя появляются хоженые тропинки, к пяти годам ты уже полностью механистичен. И свои реакции человек сдуру принимает за себя. Так что еще раз повторю, друг мой, все, что мы делаем — это наше творчество и, соответственно, наше знание. И совершенно очевидно, что все, что мы делаем, мы делаем из изначального состояния сознания, то есть состояния будды. А посему я вновь повторю свой первый вопрос — обладаешь ли ты состоянием будды?».
«Да, Борис Петрович, обладаю безо всякого сомнения», - Лебедько встал, подбоченился, прошелся гоголем по кухне и, подойдя к хозяину вплотную, продолжал: «Более того, я прошу вас составить и подписать соответствующую бумагу, свидетельствующую о том, что податель ее, Лебедько Владислав Евгеньевич, обладая сознанием будды, является посвященным вами во все тайны тибетского буддизма».
Берков, опешивши, сидел некоторое время молча с широко открытым ртом. Глядя на гостя, он подумал, не спятил ли тот как-нибудь невзначай с ума; но глаза гостя были совершенно ясны, не было в них дикого, беспокойного огня, какой бегает в глазах сумасшедшего человека, все было прилично и в порядке. Хозяин еще долго хлопал глазами, прежде чем, наконец вымолвил: «Экой ты — гусь! Ты что же надеешься, что я и в самом деле тебе такую бумагу выпишу?».
«Я не надеюсь, я уверен в этом, - парировал гость, - так как не испытываю ни малейшей иллюзии в том, что вы — благоразумный человек, привыкший отвечать за свои слова. Это первое. Второе же заключается в том, что оба мы с вами деловые люди. Вы — буддийский Мастер, а я — писатель, чьи книги издаются довольно большими тиражами. Я предлагаю вам деловой контракт: я пишу о вас в своей новой книге, вы же даете мне письменно засвидетельствованное посвящение, при этом, кстати, доказывая, что вы отвечаете за то, что говорите. Хотя я допускаю, что вы в данном случае стали жертвой собственного красноречия. Ну, и наконец, выслушав меня, вы можете удостовериться, что я не несу черт знает какие иллюзии и фантазии, а проявляю в своей речи самую, что ни на есть отражательную способность психики, каковая является сознанием будды, сиречь изначальным состоянием! По рукам?», - здесь следует добавить, что наш Лебедько в этот момент переживал интереснейшее состояние, которое великий русский поэт увековечил строфой «ай да Пушкин, ай да сукин сын!», более того Владислав Евгеньевич заметил, что сей дерзкий пассаж совершенно в духе еще и Остапа Ибрагимовича Бендера, чему признаться остался очень рад. Берков же по рукам ударять не стал, однако бумагу для Лебедько выправил ровно так, как тому и хотелось. И хотя прощался он с гостем гораздо более сухо, чем принимал его, но это был лишь внешний вид, в глубине души Борис Петрович остался доволен встречей, в особенности же последней выходкой молодого авантюриста.
Нужно ли говорить, что из квартиры Беркова Владислав Евгеньевич выпорхнул буквально как на крыльях. Его план начал осуществляться с первой же попытки, и впереди его ждали новые встречи и новые приключения.
Глава 3
Дамы из окружения Владислава Евгеньевича были... нет, автору как-то боязно разоблачать столь деликатную тему, чувствуется точно робость. В дамах из окружения Владислава Евгеньевича больше всего замечательно было то... Впрочем, право, начать лучше с того, что Лебедько своими лекциями и тренингами внес в поведение своих поклонниц не то что бы какую-то особенную легкость и вседозволенность, но все ж таки некоторое вольнодумство заронил. И нельзя сказать, что ради какой-то личной выгоды, ведь по-особенному пламенно речист бывал наш герой в те моменты, когда речь заходила о борьбе с подавляющими установками консервативной морали, жесткими запретами Супер-Эго или о показной нравственности, оборачивающейся обыкновенно своими самыми теневыми сторонами. То есть, автор хочет подчеркнуть, что дело шло о некой раскрепощенности, свободолюбии, отказе от ханжеских условностей, иными словами о неком общем прогрессе и развитии личности, ан поди ж ты, все эти благие устремления Лебедько какой-нибудь критический сторонний наблюдатель запросто может истолковать в пользу его самой что ни на есть личной выгоды.