— Папа! Мама! Наш Птичик! Вон он, вон, у него не убирается одна ножка!
И верно, это вернулся из южных стран спасённый Андрюшей птенчик, теперь уже взрослая ласточка.
Над Андрюшиным окном заняла она домик своих родителей, и вскоре у неё появилось трое малышей.
Целые дни, с раннего утра до позднего вечера, носилась хромоножка — всё ловила для своих детишек мошек и комаров.
И однажды оказала Андрюше такую услугу, о которой и сама не догадалась.
Андрюша лёг спать при открытом окне. И в это время в сумерках поднялась из лужи толстая, брюхатая, заразная малярийная комариха. И потянулась на тепло. Летит к Андрюшиному окошку — чует тёплое дыхание. Спит он и беды не знает. И хромоножка уже на краю гнезда вздремнуть устроилась.
Вдруг слышит — гудит комар. Насторожилась, вспорхнула стремительно, как истребитель-перехватчик, — хвать комариху и проглотила!
Ласточке комар только на пользу, а человека от малярии спасла.
Никто этого так и не узнал. Андрюша и до сих пор не уверен, что доброе дело даром не пропадает.
А напрасно. Старые люди верно говорят.
ДОКТОР ТУКТУК
Сандрик был самым обыкновенным мальчиком, каких много в детском саду. И вдруг ему повезло. Он так здорово заболел, что познакомился с самым знаменитым в городе доктором. Этот высокий, худой дядя в очках, в чёрном-чёрном костюме и белом-белом халате, завидев его, улыбался и говорил:
— Здравствуй, Сандрик. Ну как, скрипишь?
— Скриплю, дядя Туктук!
И действительно, в груди у мальчика что-то поскрипывало, когда доктор велел ему сильно дышать и, приложив к рёбрам трубку, постукивал по его косточкам пальцами: тук-тук.
— У меня там кто-то сидит, да?
— Да, братец, сидит.
— Червяк? — любопытствовал Сандрик.
— Похоже, и не один, а многовато… — отвечал доктор.
— А если их достать и раздавить? — Сандрик сжимал кулак.
— Так и сделаем, только мы их раздавим там, внутри. Сделаем такую операцию… Только слабоват ты… вначале отправим тебя на курорт.
Сандрикова мама смотрела на доктора с надеждой, а сама говорила:
— Когда же вы сами-то на курорт… Все худеете да чернеете. У нас уже все толстые на курорты слетали: кто на запад, кто на юг!
— Мне нельзя, моя дорогая, — улыбался доктор, — не могу бросить своих больных…
Доктор и в эту осень остался в городе, а Сандрика отправили на курорт. Только не на юг, а в лохматый сосновый лес. Сандрик поселился в доме с большими, широко открытыми окнами и спал на балконе даже в холодную погоду, в спальном мешке. Это всё было очень интересно.
Не каждому удаётся жить в таком доме и спать в таком мешке, в каких спят полярники на Северном полюсе. Вместе с Сандриком в комнате жило пять мальчиков, а в соседней — шесть девочек.
И всё же Сандрик завидовал самым обыкновенным местным мальчишкам, которые бегали и играли вокруг дома, как им хотелось. Никто не сопровождал их, когда они ходили в лес собирать орехи, грибы; никто не запрещал им стрелять из рогаток.
Девочек и мальчиков туберкулёзного санатория водили в лес строгие няни, чтобы дети дышали полезным сосновым воздухом, но баловаться не позволяли, ни-ни… А ребятам без баловства — как без воздуха.
Вот другим ещё ничего, а Сандрик начал всё больше бледнеть и хиреть. Его поместили в отдельную комнату, которая называлась очень страшно — изолятор. И из этой комнаты он уже никуда не выходил, а только смотрел в окно, как гуляют Другие.
Вскоре его заметили местные ребята. Они узнали, что Сандрик очень тяжело болен. Ничего ему не хочется, даже гулять. И спит плохо. Ребятам стало жалко его. Они боялись, что Сандрик умрёт. Но не знали, чем ему помочь.
Чтобы развеселить больного мальчика, ребята перед окном изолятора кувыркались, играли в чехарду. Они слышали, что, если больные смеются, болезнь от них отстаёт.
Но Сандрик был грустен.
Дети обстреляли из рогаток большую ворону, которая нахально каркала над самым его окном весь день, стараясь прогнать её, чтобы не накаркала беды.
Сандрик даже не улыбнулся, когда ворона подпрыгивала, увёртываясь от камешков, долетавших до вершины дерева, и только громче и злей каркала.
Не засмеялся он, когда она сорвалась с дерева и наконец улетела, теряя перья.
И вдруг в одно прекрасное утро, когда под ногами хрустела прихваченная морозцем трава, а с деревьев тихо опадали последние листья, ребятишки увидели, что лицо печального больного мальчика оживилось. Он что-то заметил на большой корявой сосне и показывает им глазами.
Ребята пригляделись и увидели — на красном стволе сидит дятел, чёрный с белым, в очках. Внимательно послушает дерево — и носом тук-тук по его коре, тук-тук!
«Ага, — догадались ребята, — вот кто мешает мальчику спать. Сейчас мы ему покажем… Мало ему «тук-тук» — засовывает ловко длинный нос прямо под кору. Вот разбойник, портит дерево!»
Только настроили рогатки, а мальчик как затопает ногами, как застучит кулаками в окно:
— Не смейте! Не трогайте!
Дятел, не обращая внимания на ребят, достал из-под коры червяка, вытащил его за шиворот да как шлёпнет об дерево!
Ребята так и расхохотались.
А больной мальчик громче всех. Потом закричал, захлопал в ладоши:
— Доктор Туктук! Доктор Туктук!
И вот, представьте себе, с этого дня Сандрик стал поправляться, хорошо ел, хорошо спал. А перед сном своим няням, которые у его постели дежурили, всё рассказывал сказку, которую он сам сочинил, про лесного доктора. Он выстукивает, лечит больные деревья. И даже не улетает на юг, на курорт, куда улетают на зиму все птицы. Он ведь доктор, у него больных много, не может он их покинуть.
Когда Сандрик поправился, посвежел, набрался сил, приехал большой доктор Туктук. Выслушал, выстукал мальчика и, засунув нос… не свой, конечно, а нос особой машины, меж рёбер Сандрика, добрался и до злых червячков, что точили его лёгкие. Из носика этой машинки Сандрику в грудь накачали воздуха, как в баллон автомобильной шины, воздух сжал его лёгкие, и туберкулёзные палочки в них пропали.
И стал Сандрик жить-поживать, как все здоровые мальчики. Играет в чехарду, в скакалки, бегает и кувыркается как ему хочется. Но никогда не стреляет из рогаток в птиц. И другим не велит!..
Ведь среди них есть и доктора лесные, такие, как Туктук!
ИСПОРЧЕННЫЙ ДЕД
Исановы ребятишки очень гордились своим дедушкой. И как же им не гордиться — первый был в колхозе работник, все его уважали, все с ним советовались. Даже когда его болезнь согнула и он уже ничего не мог делать, а только на завалинке посиживал, колхозники то и дело к нему приходили — совета спрашивали. Дедушка всё знал. Даже какая завтра будет погода, лучше радио предсказывал. По радио, бывало, говорят, что «без осадков», а дедушка Исан поглядит на небо, опираясь на палку, хитровато прищурится и скажет:
— Оно, может быть, в других местах и без осадков, а у нас дождичек к вечеру будет…
И верно, с утра на небе ни облачка, а к вечеру дождь.
В другой раз пообещают дождь, а дед пошутит:
— А на нашу деревню вроде не хватит, не будет у нас дождя.
И опять угадает.
Колхозники ему верили больше, чем бюро погоды. Бюро ошибалось, а дед Исан никогда!
И перед тем, как сено косить, и перед тем, как рожь начинать жать, колхозники с ним советовались. И даже просто так, когда встречались и здоровались, не спрашивали: «Ну, как дела?», а говорили: «Ну, как погодка?»
Нравилось это деду. Весело на свете жить, когда ты людям нужен.
Вот решили колхозники старика подлечить и послали его на Чёрное море, на горячее солнышко, в грязелечебный санаторий. И так его там здорово подлечили, что у него не только спина разогнулась, — даже борода распушилась. Вернулся домой бравый, как солдат с военной службы.