– Можно подняться наверх? – спросил Боденштайн.
– Да, разумеется. Мы уже обеспечили сохранность всего, что нас интересует. – Крёгер кивнул и указал на лестницу, которая была приставлена к стене будки. Пия полезла наверх вслед за шефом. Они присели рядом на корточки и посмотрели на дом. Летом живая изгородь из граба прекрасно закрывала обзор, но сейчас через нее хорошо просматривались все большие окна дома.
– Без сомнений, идеальное место, но такое непросто найти, – заметил Боденштайн. – Он, должно быть, основательно изучил местность.
– Расстояние – примерно шестьдесят метров, – сказал Крёгер, когда Боденштайн и Пия спустились вниз. – После этого он направился или по дороге между садами и опушкой леса к парковке вдоль Образовательного центра Федерального ведомства по труду, или туда, вниз, мимо ограды, к гостинице «Хайдекруг». Гостиница закрыта с последнего воскресенья до конца января, поэтому на его автомобиль никто не обратил бы внимания. А оттуда по трассе на Кёнигштайн всего несколько секунд до автобана В455. Абсолютно блестящий путь для побега. Самое большее его мог бы случайно увидеть кто-то из прогуливающихся.
– Насколько ты уверен, что это тот же самый стрелок, что и вчера? – спросил Боденштайн.
– Достаточно уверен, – ответил Крёгер. – Пуля, которую мы изъяли из кухонного шкафа, во всяком случае, того же калибра. И здесь мы так же, как и вчера, не нашли гильзу от патрона. Он, видимо, забирает гильзы с собой, чтобы не оставлять следов.
Они медленно шли назад к автомобилям.
– Похоже, что все это тщательно спланировано, – сказала Пия.
– Ты права, – согласился задумчиво Боденштайн. – Вряд ли женщина – случайная жертва. Давай зайдем еще раз в дом и попытаемся поговорить с профессором. А завтра займемся внучкой.
На парковочной площадке технопарка «Зеерозе» было еще достаточно свободно. Если не считать супермаркета, магазина низких цен и хлебопекарни, торговые точки открывались не ранее чем через час, а сотрудники различных фирм, расположенных в близлежащей промышленной зоне, приходили сюда в основном во время обеденного перерыва или после окончания рабочего дня. Ранним утром здесь лишь пенсионеры или люди, которые едут на работу во Франкфурт и покупают себе что-нибудь перекусить или чашку кофе. Он терпеливо ждал в очереди, которая образовалась перед прилавком булочной-пекарни, и даже пропустил кого-то вперед, потому что хотел, чтобы его обслужила симпатичная юная турчанка, которая каждый день работала в утреннюю смену. В отличие от своих угрюмых коллег она всегда была в хорошем настроении. Вот и сейчас дружески шутила с двумя мужчинами в оранжевых куртках, которые бесцеремонно припарковали свой мусоровоз, заняв несколько парковочных мест. Кто знает, что она при этом думает на самом деле?
– Доброе утро! – Она одарила его невероятно обворожительной, но столь же неискренней улыбкой. – Как всегда? Один деревенский, нарезанный?
Как хороший продавец она знала запросы всех своих постоянных клиентов.
– Доброе утро, – ответил он. – Да, верно. И еще, пожалуйста, крендель. Соли побольше.
Хлеб будет лежать и черстветь, как и вся та выпечка, которую он купил у нее за последние недели. Он приходил сюда не из-за хлеба, но она не могла этого знать.
– Хорошо! – Прядь темных волос, схваченных в строгий конский хвост, выбилась и завитком упала на лоб. У нее правильные черты лица, полные губы и очень белые зубы. Красивая молодая женщина. На его вкус, немного чересчур макияжа, который ей и вовсе не требовался. Но прежде всего она была женщиной с постоянными привычками и с исключительно упорядоченным расписанием, что значительно упрощало его задачу.
– Между праздниками вы работаете? – спросил он мимоходом, пока она укладывала крендель в пакет.
– Увы, – она вытянула лицо, изобразив печальную гримасу, но потом снова заулыбалась. – Но зато на Новый год мы уезжаем в отпуск. Так что три недели меня не будет.
Двумя фразами она сократила свою жизнь минимум на три дня. Вообще-то он планировал подарить ей Рождество и сочельник, но ее намерение уехать в отпуск вынудило внести некоторые изменения. Хотя он принимал в расчет и определенную гибкость своих планов.
– Для меня это, однако, серьезное испытание. – Он положил на прилавок купюру в десять евро и улыбнулся, вполне осознавая, что она не поняла двусмысленности сказанного.