Следующие три дня я не видел знаменитого детектива. Он уходил и приходил в совершенно неприличное время, кучки свежего пепла утром на столе гостиной — вот и все свидетельства пребывания моего необычного компаньона под нашей общей крышей. Я не уверен, спал ли он в эти дни вообще, но меня радовало уже то, что он хотя бы не трогал скрипку. Задетый его словами более, чем мне бы хотелось, я даже рискнул провести собственное расследование, вытащил из-под лестницы пыльную стопку приготовленных для растопки газет и целый день потратил на изучение статей и дагеррографий, выискивая всё, что было связано с сэром Ричардом и его злополучным племянником, тридцатипятилетним Уильямом Честерлеем, блестящим офицером и отъявленным повесой, удостоенным ордена «Пурпурного сердца» за отвагу, проявленную во время Великой Войны. Слова Холмса о виновности молодого человека в чём-то настолько предосудительном, что оно могло послужить основанием для шантажа, не давали мне покоя.
Насколько легче производить анализ и отборку информации в наше время! Мы привыкли к благам цивилизации и считаем их само собой разумеющимися, а ведь ещё какие-то четверть века назад перебирать пыльные старые страницы приходилось вручную, до рези в глазах вглядываясь в мутные даггеры и поминутно чихая от бумажной пыли. Насколько же проще было бы прогнать всю эту кипу старой бумаги через аналитико-прогнозирующий автоматон Беббиджа, нашу милую Дороти — «одоротичить», как сказала бы мисс Хадсон. Честно говоря, меня иногда коробит от сленга нашей милой суфражистки, но… так сейчас принято. Приходится делать вид, что не замечаешь — если не хочешь выслушать гневную тираду о замшелых маразматиках, готовых на века законсервировать и покрыть плесенью великий и могучий английский язык.
Перемены неизбежны, и остаётся лишь утешать себя, что не все они к худшему. Тем более, что просматривание газет вручную — это действительно крайне утомительное, скучное и раздражающее занятие.
Но более всего меня раздражало то, что я никак не мог отделаться от сложившейся ранее предвзятости, испытывая по отношению к попавшему в щекотливую ситуацию сэру Ричарду скорее злорадство, нежели сочувствие. И раздражение моё лишь усиливалось от того обстоятельства, что я искренне восхищался личностными качествами этого человека, его честностью, упорством, целеустремлённостью, неукротимостью и верностью принципам. Другое дело, что принципы известного парламентария настолько далеко отстояли от моих собственных, насколько это вообще возможно.
Дело в том, что сэр Ричард был лидером партии гуманистов, в наши дни уже растерявшей былое величие и скатившейся до уровня одиозного клуба пожилых безобидных джентльменов, но тогда, в послевоенные годы, бывшей одной из самых многочисленных партий конгресса и имевшей мощное лобби в палате лордов. Их основной лозунг — «Земля для людей!» — не мог не найти отклика в сердцах простых британских обывателей, только что переживших ужасы марсианского Нашествия и с трудом оправляющихся от последствий вызванной им Великой Войны. Забегая вперёд, порадуюсь тому, что их билль об уничтожении алиенских резерваций и выдворении марсиан, а также моро- и некрограждан за пределы нашей планеты так и не был принят даже в первом чтении; всё же среди парламентариев нашлось достаточно здравомыслящих людей, настроенных если и не проалиенски, то хотя бы не настолько радикально. И я горд, что примером для лондонцев служили члены королевской семьи. Несмотря на усилившуюся во время войны ксенофобию именно Георг Пятый не только специальным указом утвердил в качестве одного из ключевых факторов отбора гвардейцев в королевскую гвардию — почётнейшую роту Империи! — принадлежность претендентов к львиноглавым, урождённым или же подвергнутым мородификации, но и продавил закон о так называемом «водном патруле».
Сегодня, когда сухопутные спруты, прошедшие частичное или полное мороформирование, работают на заводах и в офисах, на фермах и в школах, в брокерских конторах и государственных банках, и даже водят космические корабли — никого уже не удивляют их немодифицированные соплеменники, вот уже второе десятилетие с успехом несущие патрульную службу в тёмных водах Темзы. Да и чему тут удивляться? Ведь древнюю марсианскую расу отделяет от водного образа жизни намного меньшее количество поколений, чем хомо сапиенса, и им куда проще вернуться к пребыванию в первозданной стихии. Что уж говорить, если у них даже жабры ещё не до конца атрофированы! По астрономическим меркам Марс пересох буквально вчера, вынудив своих обитателей приспосабливаться к новому образу жизни, а подземные моря там до сих пор вполне сохранились и довольно обширны, что позволило аборигенам при переходе к наземному существованию не утратить органы, благополучно отброшенные человечеством в ходе эволюции. К тому же под водой спруты способны развивать скорость, недоступную человеку без специальных и довольно громоздких приспособлений. Так кому же, как не восьмирукому спасателю проще подхватить и доставить на берег ребёнка, свалившегося за борт во время лодочной прогулки, или спасти жизнь пьянчужке, перепутавшему перила лондонского моста с оградой собственного дома, в котором он никак не может найти калитку? Сейчас это всё кажется вполне естественным. И, наверное, вряд ли кто поверит, что в тот день, когда Его Величество впервые объявил о создании при Скотленд-ярде особого речного патруля, Лондон оказался буквально на грани мятежа, и окажись уважение моих соотечественников к своему суверену чуть меньшим — нам бы наверняка не удалось миновать кровавых беспорядков.