Письменность, приватный знак и автономный человек
Еще один момент, на который хотелось бы здесь обратить внимание, — это, на первый взгляд, несколько странные для структурного функционалиста натуралистического склада экскурсы в «феноменологию сознания», содержащиеся в некоторых параграфах уорнеровской книги, где рассматривается «приватный знак», т. е. представление, явленное индивиду на «экране» его индивидуального сознания и вызывающее его реакцию. В данном случае несомненно влияние Дж. Г. Мида и социальных психологов Чикагской школы, идеи которых Уорнер тоже попытался интегрировать в свои теоретические интерпретации.
Процесс приватизации знака, фактически эквивалентный развитию сознания и индивидуальной автономии, Уорнер связывает с письменностью (см. параграф «Автономное слово и автономный индивид»). С его точки зрения, именно отделение письменного знака от физического голоса — а тем самым и от носителя этого голоса (вождя, жреца, главы рода) — и последующее историческое развитие массового тиражирования письменных знаков создают условия для освобождения человека от племенных и семейных уз, развития индивидуальной автономии и эмансипации сознания. Утрачивая зависимость от голоса (и физически соприсутствующего тела), который в условиях устной культуры является единственным носителем культурной традиции и источником жизненной ориентации, индивид получает возможность физически покинуть свою родную группу и развить неведомую раньше «уверенность в своих силах». На каком-то этапе западной истории высшим воплощением автономного человека становится протестант, общающийся с Богом один на один; во второй половине XX в. им становится лидер крупного бизнеса — преуспевающий мобильный человек, который освободился от уз родительской семьи (и тем самым от ее социального статуса) и, как говорит Уорнер, «и буквально, и духовно ушел излома»[357]. Что касается протестантизма, то, в частности, именно с освобождением автономного протестанта от внешних знаковых форм Уорнер связывает художественную бедность протестантского культа.
Уорнеровский анализ связи между индивидуальной автономией, письменностью и эмансипацией сознания (как может убедиться читатель, незаконченный и неполный, недостаточно нетривиальный) имеет некоторые параллели в исследованиях лидера Чикагской школы социологии Р.Э. Парка[358] и канадского социолога М. Маклюэна[359].
Тенденции развития символизма в современном сложном обществе
И последняя тема, на которой здесь хотелось бы остановиться, — это выделенные Уорнером в книге «Живые и мертвые» общие тенденции развития символическим систем в сложном обществе. Их две. С одной стороны, по мере дифференциации и обособления отдельных систем деятельности (в том числе в рамках разделения труда) и формирования новых структурных группировок складываются дифференцированные символические системы, дающие партикулярные «символические языки» этим новым группам, поддерживающие их внутреннюю солидарность и обособляющие их от всего остального общества. С другой стороны, параллельно этому процессу происходит формирование обобщенных символических систем, поддерживающих более широкие круги солидарности, вплоть до солидарности общенационального сообщества, которое, как отмечал Уорнер в своих последних работах о «великом обществе» и крупных корпорациях, все более вытесняет по своей значимости локальные сообщества. Эти обобщенные символические системы выстраиваются, разумеется, из простых, элементарных символов; в противном случае они просто не могут апеллировать ко всем и каждому. Это широкие политические идеологии, упрощенные мифологические версии истории, символы массового искусства и средств массовой информации и т. д. Конкретный материал, приводимый Уорнером в первых четырех главах книги, может рассматриваться как развернутая иллюстрация данного теоретического положения. Обе тенденции являются естественными, необходимыми и равно важными. Искусственное подавление первой несет угрозу тоталитаризма, поскольку именно частные и обособленные символические системы поддержи вают в обществе свободу и индивидуальную и групповую автономию; искусственное подавление второй ведет к распаду социальной системы на сегменты. При всей простоте этого тезиса, из него вытекает множество следствий, имеющих непосредственное отношение к жизненно важным для нас социальным и культурным проблемам.
358
См., например: