Узнав, что Синцов из фронтовой газеты, полковник почему-то тяжело вздохнул и сказал, что корреспонденты не по его части, пусть Синцов дожидается здесь замполита или едет в политотдел.
- А я тут ни при чем, я уже ученый! - сердито крикнул полковник. - Да, да, ученый! - И на его толстом лице появилось такое свирепое выражение, словно Синцов в чем-то виноват перед ним.
Синцов отошел и посмотрел на часы. Выл седьмой час, и он решил дождаться замполита.
- Я еду в политотдел, - сказал, подойдя к нему, Шмаков. - Как вы?
- Подожду здесь. - Синцов пожал руку Шмакову в полной уверенности, что уже никогда больше не увидит этого человека.
- Может быть, закусить хотите? - сказал, проходя мимо Синцова, седой полковник-артиллерист, с которым они ехали в машине. - За лесом моя батарея, артиллеристы вас накормят, скажите, что я приказал.
- Спасибо. - Синцов хлопнул рукой по сумке. - У меня тут все есть.
Действительно, у него в сумке лежали выданная в госпитале банка мясных консервов и краюха хлеба.
- Что, к нашему обратились, а он послал вас куда подальше? - Полковник, насмешливо подняв брови, кивнул в сторону шумевшего за своим раскладным столиком командира дивизии.
- Вроде того.
- Не обижайтесь, надо войти в положение человека. К нам на финской один корреспондент приехал и что-то сказал ему поперек, а он у нас на расправу скор - дал с ходу десять суток ареста. А тот потом, на беду, писателем оказался, да еще известным. Он это нашему объяснял, когда тот его под арест сажал, но наш не внял, он у нас изящной литературы не читает. Советую замполита дождаться. И еще дал бы вам совет...
Но какой совет собирался дать насмешливый начальник артиллерии, Синцов так и не узнал: в лесу разорвался сначала один тяжелый снаряд, потом целая серия, и все - Синцов, и начальник артиллерии, и командир дивизии полезли в вырытые между сосен желтые песчаные щели. Немцы били не по штабу, а по той самой поставленной за лесом батарее, куда полковник приглашал Синцова перекусить, - это выяснилось из диалога между залезшим в одну щель с Синцовым насмешливым артиллеристом и толстым командиром дивизии, сидевшим в другой щели, метрах в двадцати от них.
- Нашли где батарею поставить! - кричал командир дивизии, высовываясь из своей щели после разрыва.
- Разрешите доложить! - тоже высовываясь из щели и прикладывая руку к козырьку, кричал ему в ответ начальник артиллерии. - Я вам уже докладывал, когда вы сюда КП перенесли!..
Разрывался новый снаряд, и оба полковника ныряли в щели.
- Нечего было мне докладывать! - снова высовываясь из щели, багровея, кричал командир дивизии. - Надо было без докладов переместить, раз я КП перенес...
- Разрешите доложить, - снова прикладывая руку к козырьку, кричал начальник артиллерии, - что я вам докладывал и вы сами приказали не перемещать, потому что...
Новый свист снаряда, новый разрыв, оба снова ныряли в щели и выскакивали из них.
- Я вас не спрашиваю, как и почему, - кричал командир дивизии, - а приказываю вам!..
В очередной раз нырнув в щель рядом с полковником-артиллеристом, Синцов улыбнулся, несмотря на серьезность положения. Артиллерист заметил его улыбку и по-мальчишески подмигнул.
Налет кончился так же внезапно, как и начался. На весь лес оказалось лишь несколько легкораненых.
- Приказываю немедленно переместить батарею! - кричал командир дивизии, с трудом вылезая из щели и отряхивая от песка толстые колени.
- Есть переместить батарею!
Но командир дивизии уже не смотрел на артиллериста, а кричал кому-то еще, чтоб подали машину, он поедет к Серпилину!
- Серпилин, Серпилин! - орал он через минуту в телефон. - Я Зайчиков!.. Как ты там, Серпилин? Сейчас я к тебе еду, давай не теряйся! - Кажется, ему докладывали по телефону что-то хорошее. - Лупи их, Серпилин, в бога мать, как мы с тобой белых лупили!.. Сейчас еду к тебе! - весело, на весь лес орал полковник.
Едва уехал командир дивизии, как началась стрельба из малокалиберных пушек и пришло телефонное донесение, что немецкие танки вышли на шоссе в трех километрах от штаба.
Полковник-артиллерист сел на полуторку и уехал на шоссе, к своим пушкам. Синцов кинулся было к нему, но в последнюю секунду дрогнул и остался. И, хотя сделал перед самим собой вид, что хотел поехать и не успел, в глубине души знал, что струсил. Через минуту, взяв себя в руки, он уже действительно решился ехать, но теперь было не с кем. Он подошел поближе к столику, за которым сидел оперативный дежурный, и прислонился к толстой сосне.
Сообщения по телефону были все тревожнее: танки в двух километрах, в полутора, в километре...
Оперативный дежурный и еще какой-то майор распорядились разобрать гранаты и приготовить бутылки с бензином.
Бутылки с бензином приготовили, но выяснилось, что почти ни у кого нет спичек. Несколько минут, забыв о танках, все искали по карманам коробки и делили спички.
С шоссе донесся гул моторов, потом шквальная артиллерийская стрельба, и вдруг все смолкло.
Оперативный дежурный вытер пот со лба, положил на столик громко стукнувшую в тишине трубку и сказал, что все в порядке: прорвавшиеся танки уничтожены артиллерией.
А еще через пять минут в лес, петляя между деревьями, въехал пикап, и из кабины выскочил человек, которого Синцов меньше всего ожидал тут встретить. Это был его однокашник еще по КИЖу, известный московский фоторепортер Мишка Вайнштейн, теперь одетый в военную форму, а в остальном совершенно такой же, как до войны, - толстый, веселый, шумный, с двумя "лейками" на груди.
- Здорово, Мишка! - обрадовался Синцов, тряся обеими руками тяжелую, как гиря, руку своего старого приятеля, которого ни раньше, ни теперь иначе, как Мишкой, никто и не называл.
- Здорово, здорово! - ухмыляясь, отвечал Мишка и вытирал свободной рукой пот, лившийся с его круглого, как сковородка, лица. - Когда ты сюда подскочил?
"Подскочил" было его любимое словцо.
- А ты-то откуда подскочил? - глядя на Мишкину физиономию и тоже невольно смеясь, спросил Синцов.
- Еду, понимать, по шоссе, увидел, как по немецким танкам бьют, подскочил и снял. Три танка разделали, как бог черепаху, только далеко друг от друга стоят. Ну ничего, если один к другому подклеить, а природу вырезать, панорама будет - во! - и Мишка показал большой палец.