И сам в шляпе, в подкрахмаленном воротничке встал рядом. Слегка скручивались в излучениях металла ворсинки на его пиджаке.
— Дайте стекло! — велел он Головне.
Александр Леонтьевич в черной новехонькой пиджачной паре, в безукоризненно блестевших ботинках и Елена Антоновна в сером, строгого покроя костюме, как бы подчеркивающем ее статность, прямизну, ничем не украшенном, если не считать воротничка шелковой кремовой блузки, что был выпущен поверх жакета, поднялись в боковую, примыкающую к сцене ложу.
Тот, одетый, как на службе, — в пиджаке, в свежей белейшей сорочке с накрахмаленным воротничком, — сидел за письменным столом над присланными ему газетами Тишландии.
Застегивая твердый воротничок своей сорочки, Александр Леонтьевич произнес:
— А это мне еще в моей Тишландии посоветовали… Массивными дозами, да?».
Читатель должен простить меня, ибо, увлекшись перипетиями сюжета и глубиной характеров, я процитировал … пьесу целиком.
Таких пьес в день можно полсотни писать — контекстный поиск в помощь. Это уже полное вырождение постмодернизма: Новоженова даже не пытается играть чужими цитатами, она их просто вываливает кучей. Это такой ленивый постмодернизм, какими бывают ленивые голубцы.
Но еще важно иметь друзей, которые подведут концепцию под надерганные цитаты. Дружок Новоженовой художественный критик Глеб Напреенко поясняет смысл написанного: «Выявленная Новоженовой тайная “биография воротничка” у Бека отмечена не фактографической трезвостью, а духом фантасмагорий Гоголя, где вещи — метонимические объекты получали власть над своими хозяевами, как в “Носе” или “Шинели”. Переходя из романа Фадеева в роман Бека, воротничок оказывается еще более властным. Но одновременно этот переход к другому автору возвращает читателя от морока гоголевщины к размышлениям о проблеме конструирования соцреализма как набора приемов, а социальной идентичности, которую он программно призван отражать, — как набора вещей»[60].
Во-первых, надо бы все-таки определиться: текст Бека «отмечен … духом фантасмагории Гоголя» или же «возвращает читателя от морока гоголевщины». Видимо, Напреенко не понял, что сам хотел сказать. Во-вторых, он точно не понял, что хотел сказать Бек своим произведением. Александр Бек — из того поколения, что взрослело в революционные 20-е годы и имело невероятно богатый социальный опыт. С начала 30-х в коллективе горьковской литературной бригады «История фабрик и заводов» Бек стал выступать как писатель. В романе «Новое назначение» он, основываясь на свидетельствах современников, показывает противоречивость экономической системы сталинизма. Бек по-настоящему исследовал общество и написал подлинно реалистический роман, чему у него стоило бы поучиться. Напреенко же и Новоженова, ушибленные по мозгам жизнью художественной тусовки, видят описываемое Беком общество лишь как набор вещей, а текст писателя — лишь как набор приемов. Вот вам еще пример недиалектичности мышления левеньких, которые способны помыслить только частное, а всеобщее — не могут.
Напреенко резюмирует: «пьесу Новоженовой, несомненно, следует … рекомендовать к постановке в главных театрах страны». Силен Напреенко. Силен, знать, и влиятелен, коли такие рекомендации раздает. «Не пора ли нам замахнуться на Александру нашу Новоженову?»
Писать политически
Мечты и дела героев книги Трофименкова потерпели крах. Капитализм устоял. В эпоху неолиберального наступления капитала революционные традиции в значительной степени оказались прерваны, забыты. Господствующая буржуазная пропаганда, 40 лет успешно затушевывающая классовую борьбу, лишила массы возможности осознания своих классовых интересов. Потеряны идейные достижения коммунистов за последние 100—150 лет. Распадаются все общественные отношения, теряются перспективы развития. Их заменяет аморализм товарно-денежных отношений и агрессивный эгоцентризм. В предыдущей части было показано, что современные «левые» не могут поставить идейный заслон от этого разложения, а напротив — сами с радостью погружаются в Жижека, то есть, простите, в жижу оголтелого самолюбования.
Эти «левые» не выполняют задачи современного этапа — дать предельно понятный народу художественный образ капиталистического общества, классовой политики и революционной борьбы, заложить антирелигиозные и интернациональные идеи. Они и сами тупеют все больше и не могут понять происходящее. Они занимаются бесполезной для революции деятельностью и распространяют антилевые идеи.