Где-то там сейчас был и отец. Эйлинор изо всех сил надеялась, что ему хорошо в водах Мировой реки.
Нить цвета антрацита, голубая, снова антрацитовая… Руки двигались, как маятник часов наподобие тех, что несколько лет назад установили на башне в Наэдире. Движения были одними и теми же, словно это могло превратить в механизм саму Эйлинор и избавить ее от невеселых мыслей.
Кажется, несколько раз кто-то заходил в комнату, предлагал поесть или еще что-то вроде того. Эйлинор не слушала, отсылая слуг взмахом руки. Лишь когда тело налилось свинцом так, что стало трудно просунуть в основу уток, а нити задвоились в глазах, она утомленно повернула голову к служанке.
- Ваше высочество, все же вы не желаете отдохнуть? Вы не отходите от гобелена уже часов пять!
Сколько? Эйлинор выглянула в стрельчатое окно Сталларда. Солнце уже садилось. А ведь оно стояло еще высоко, когда уезжал брат.
- Вам бы скушать хоть что-то, – жалобным тоном произнесла Фелис.
Наверняка она сама умирала с голоду. Еще бы – безотлучно сидеть все это время со своей госпожой.
- Ты свободна, – смягчилась она.
- Но ваш ужин…
- Я пойду спать, – Эйлинор решительно встала.
На сей раз других намеков не понадобилось. Служанка поклонилась и без лишних слов скрылась в коридоре. Принцесса вздохнула, расправила платье и направилась туда же.
Замок, в который Коннал приезжал летом, ради охотничьих забав, не отапливался целиком. Стоило отойти от горящего камина, и ее сразу обнял холод, настолько сильный, что Эйлинор поежилась. Но ей того и нужно было – она надеялась, что это ее успокоит. С самого утра ее не покидало головокружение. Должно быть, от количества пролитых слез.
Многие обитатели Сталларда уже переоделись в темные цвета траура по королю. Увидев принцессу, люди склонялись безмолвно и скорбно. При взгляде на них перехотелось идти далеко, к тому же морозец слишком ощутимо пощипывал за плечи. Она застыла у окна во внутренней галерее, полюбовалась тем, как толстые стены замка с круглыми башнями одеваются в ожерелья из огней, и пошла в спальню.
Соблюдать ежевечерние ритуалы сегодня желания не было. Эйлинор плеснула в лицо водой из серебряного кувшина, отослала помогавших ей девушек, переоделась и забралась в теплую постель, придвинув поближе грелку. Массивные занавеси балдахина вдруг легли вокруг гробовыми досками, и она, вздрогнув, отодвинула их. Так было холоднее, но дышалось легче.
Эйлинор приготовилась спать. Но и это у нее не получилось.
Судя по свечке-ночнику, прошел почти час, прежде чем ей надоело ворочаться и рассматривать темный свод кроватного навеса. Грелка остыла, казалось, что и в комнате похолодало. Мысли в голову лезли безрадостные: то об отце, не успевшем завершить множество планов, то о брате, который тоже мог погибнуть бессмысленно и бесславно, то о себе самой, о собственной глупости. Ведь она могла бы убедить отца на время покинуть город, еще когда только поняла, что он не собирается этого делать!
А сколько всего еще можно было сделать, если бы знать о бедах заранее… Но наделенные особым даром провидцы, появлявшиеся раз в сто лет, смерти отдельных людей не видели. А если и видели, то как будто нарочно записывали свои откровения так, чтобы их нельзя было трактовать однозначно. Какой прок от пророчества о камнях Альбеты, не сообщившего ровно ничего о том, где искать этого «мертвого бога» и как предотвратить самоубийства жителей? От провидцев определенно не было толку, а гадалкам и ведунам Эйлинор не верила. Сколько раз отец, посмеиваясь, переодевался в торговца, приходил к ним за советом, и ни один не угадал в нем осверденского правителя! Отец всегда верил в разум, а не в предсказания.
А с другой стороны, если бы он серьезнее отнесся к происходящему, наверняка был бы жив.
«Жив», – одними губами повторила Эйлинор. На грудь камнем навалилось одиночество. Когда отца уже нет, поздно думать о том, что могло бы случиться. Теперь со всем придется разбираться брату. Он хорошо подготовлен к правлению, он обязательно справится.