С окна она вспорхнула как можно тише, дождавшись, пока внизу не будет стражников. Боги снова ей улыбнулись – все прошло хорошо. А вскоре кто-нибудь с очень хорошим зрением мог бы заметить, как одна ворона делает круг вокруг замка, прежде чем приземлиться в его дворе. Думалось на лету хорошо.
Своеобразное у Гвидена отношение к королю. Киран для него, значит, просто дичь на охоте. Попахивает заговором. Особенно та часть, в которой с Конналом уже что-то случилось. Не виновен ли Гвиден в смерти старого короля?
Даже если это не заговор, он в любом случае нечист на руку. Когда граф, тогда еще барон, напал на владения Риэлей, Мика была сопливой девчонкой, но вечные жалобы скорбящей матери навсегда въелись в память. Как и короткие, рубящие фразы отца незадолго перед его смертью о том, что Гвиден лжет, а его единственная цель – хапнуть у соседей плодородных земель. Почему бы ему не врать и сейчас, на сей раз королю Кирану? Рожденный змеей и умрет змеей. Волшебные преображения бывают только в сказках.
Оставался вопрос, с кем поделиться своим открытием. Идти к самому королю – так он лишь посмеется. Ему выгоднее верить старому другу, чем лесной разбойнице, которую всего пару дней назад приняли на службу. К принцессе? Эта вообще наивная дура, судя по тому, как она на «суде» разглагольствовала о невинности Гвидена.
Больше обращаться было не к кому. Если Риэли когда-то и обладали поддержкой среди знати, она истаяла вместе с обвинением отца в измене и его гибелью при захвате родового замка. Все, кто мог бы помочь, уже давно отказали, когда Мика просила их поспособствовать в разгроме Гвидена если не войском, то хотя бы тайным снабжением ее шайки.
Все тогда отвернулись. А кое-кто и высыпал помойное ведро ей под ноги. Гляди, дескать, кто ты в наших глазах.
Пора искать новых союзников. И как это ни прискорбно, пока что единственным, кто подходил на эту роль, был Йен.
Возле конюшни стояла такая же тишина, как и когда Мика ее покинула. Свет для одинокой вороны тоже никто не зажег – и слава богам. Пришлось потратить время, чтобы найти в темноте брошенные вещи, зато оборачиваться в человека можно было без спешки.
Превращение прошло с привычной ломотой в костях и покалыванием под кожей. В ушах зашумело, мир покачнулся в глазах, когда перестраивалось зрение, – и рядом с пегой лошадкой, вздрагивая от холода, за сорочкой наклонилась обнаженная девушка.
- Ничего такая задница, - прозвучало сзади.
Сердце опять подскочило. Пальцы вмиг нашарили спрятанный в одежде нож. Острие направилось на говорившего, но Мика отдавала себе отчет в том, что опоздала. Если бы ее хотели убить, успели бы проткнуть мечом раз десять.
Она не знала, какой из звуков в следующие мгновения был громче: то ли скрип ее зубов, то ли размеренные удары кремня о кресало. В том, что Бёрк не спешил, чувствовалась издевка. И действительно, когда огонь в маленьком фонаре наконец осветил с удобством развалившегося на соломе воина, по его губам гуляла ухмылка. Более серьезного оружия, чем кинжал, при нем не было, да и тот лежал в ножнах.
- Сволочь, - сказала Мика, отворачиваясь и принимаясь одеваться.
Никакой прорицатель был не нужен, чтобы спиной чувствовать, как Бёрк пожирает ее взглядом. Пускай смотрит, пока есть чем.
- Правда? – деланно удивился он. – Эк ты меня неласково привечаешь. А ведь я мог притащить сюда ползамка, и лешего с два тебе бы удалось объяснить, зачем и куда ты летала.
Правильно. Ее бы и не спрашивали – ответ и так всем известен.
Мика искоса стрельнула в мужчину глазами. Потом, поколебавшись, развернулась к нему и медленно приподняла край сорочки, чтобы та едва прикрывала причинное место.
- Чесночный рыцарь хочет благодарности за свое благородство? Ну попробуй, возьми.
Бёрк даже не шевельнулся, только хмыкнул.
- Ты девка смазливая, но не настолько, чтобы ради тебя вставать с этой божественно мягкой соломы.
- Притащил бы ее к себе домой и там на ней лежал, - буркнула она и продолжила одеваться.
Мика слышала, как он вопреки собственным словам встает с соломы, обходит пегую лошадку, мимоходом успокаивающе проведя рукой по ее крупу, и встает сзади, но притворилась, будто ей нет до этого дела. Бёрк не желал зла, или вел бы себя иначе. Замерла она, лишь когда ее плеча коснулась горячая ладонь. Куртка – что-то вроде мужского дублета, только скроенное под женские формы, – так и осталась на охапке соломы.