– Уверены, – быстро сказала Эмма. – Работаем. Я кое-что соображаю во всем этом.
Эмма думала, что у Шереметьева все по-простому. Голограмм нет, сами программы простейшие, и потому нисколько не сомневалась, что быстро разберется во всем.
– Ты такая же умная, как Федор? – тут же спросил оказавшийся рядом Даниэль.
Шереметьев быстро оглянулся, всмотрелся в Эмму.
– Что ты знаешь? – спросил он.
Эмма в ответ лишь пожала плечами, наблюдая, как легко отвечает система.
– Здесь у меня все. Самое сердце станции, можно сказать, – снова принялся пояснять Шереметьев, и в его голосе послышалась неожиданная теплота.
Он нежно и одновременно деловито провел ладонью по краю стола-пульта, удобно расположился в кресле и уверенно прищурился. Здесь он чувствовал себя гораздо спокойнее, здесь было его настоящее место.
Ник остановился за креслом Эммы и лишь присматривался, не задавая вопросов.
– Вижу… – заговорила Эмма, потихоньку погружаясь в работу системы. – Это оборона Первой станции. Выходит, что с этой базы управление…
Она замерла, потрясенно вглядываясь в разворачивающиеся на одном из экранов файлы.
– Да, вся южная часть острова является, по сути, защищенной. Даже могильник старых роботов теперь принадлежит Первой станции, и мы с Даниэлем там командуем. Я расположил в тех местах запасной цех по производству роботов. – Скупая улыбка немного осветила суровое лицо Шереметьева.
– Роботов? Ты производишь роботов? – не поняла Эмма.
– Первая станция производит боевые машины, которые и защищают всю южную часть острова. Все продумано. – Шереметьев увлекся, склонился над пультом, и еще три экрана замелькали файлами и значками систем. – Синтетики все еще думают, что Могильник старых роботов – это их вотчина. Думают, что роботы надежно защищают эту местность. Но на самом деле всем в тех местах заправляю я. Все подчиняется мне, вот как обстоят дела на самом деле.
– А люди там есть? – уточнил Ник.
– Совсем немного. Они безобидны и легко управляемы. Но я не подключаюсь к их управлению. Не желаю управлять чужими мозгами.
– Роль бога трудна, это верно, – понимающе кивнул Ник.
Эмма удивленно глянула на него, но спрашивать и уточнять, что он имел в виду, не стала.
– Таким образом вы можете видеть, что Первая станция готова к обороне. У меня достаточно мощности, чтобы удерживать остров. Но концентрированной и спланированной атаки я, разумеется, не выдержу. У меня нет достаточных сил, чтобы создать силовой щит и удерживать его, и потому я уязвим.
– Сидишь и прячешься, – с безжалостной точностью подсказал Ник.
– Лучший выход.
– Мы не будем нарушать твои порядки. Мы просто свяжемся с Третьей станцией в космосе и скажем, что мы тут и что Первая станция в работе.
Эмма вздохнула, вытащила заветную флешку Колючего. Сжала ее в кулаке, ощущая, как нагревается ладонь. На короткий миг показалось, что флешка до сих пор хранит тепло друга. Тонкая и нерушимая связь между ней и погибшим Колей, которую можно было ощутить только сердцем, придала сил. Ник понимающе кивнул и улыбнулся одними кончиками губ.
Флешка содержала в себе нужные программные наработки. С ее помощью Эмма надеялась создать голографический куб связи, так система будет функционировать быстрее. Пусть Шереметьев и работает по старинке, но это не значит, что надо придерживаться только его правил.
Флешка легко и быстро вошла в паз, Эмма дотронулась до пульта – и работа закипела.
– Отлично, девочка, – радостно произнес Шереметьев. – Я знал, что дети со станции «Млечный Путь» будут необычайно умными. Вы были той бомбой, что я приготовил для синтетиков и для Сената. Для долбаного Сената!
Он внезапно вышел из себя, с силой хлопнул ладонью по краю пульта, но тут же успокоился.
– Отлично сработано, – согласился с ним невозмутимый Ник.
Позывные Третьей станции Эмма хранила на флешке. Запустить их в работу было делом нескольких секунд. И вот уже системы работают и недовольный Шереметьев наблюдает за созданием голограммы.
– Все-таки делаешь по-своему, – буркнул он.
– Это свойство всех детей станции Моаг, – не глядя на него, пояснила Эмма. – Нас такими создали, вы должны были это предвидеть.
– Логично, – согласился Шереметьев.
Наконец с Третьей станции пришел ответ. Появилось знакомое лицо, раскосые глаза с кошачьим прищуром, и Таис собственной персоной поинтересовалась довольно громко и бесцеремонно:
– Эмма, ты, что ли? Привет!