Как объяснил умный и невозмутимый Ник, только миротворцы обладают защитной формой.
– И мы теперь миротворцы? – уточнила Таис, хотя и так это знала.
– Как и мы, – подтвердил Ник.
– Потрясающе! – скептически скривился Шереметьев.
Отец Федора не доверял ни пришельцам, ни роботам. Даже после того, как все синтетики резко изменили свое отношение к человечеству и стали оберегать людей и помогать им, он все равно утверждал, что надо держать ухо востро.
– Если будете зевать, эти ваши миротворцы быстренько придумают, как вас объегорить. И будете у них служить как роботы-уборщики и выполнять то, чего они пожелают, – ворчал он и хмурил брови.
Насупленный и недовольный, он так сильно напоминал Федора, что Таис в такие моменты становилось смешно. И как только родные люди умудряются быть так похожи друг на друга? Можно было даже не сомневаться, что Андрей Шереметьев – родной отец Федьки. Тот же лихорадочный блеск глаз во время работы, та же привычка хмурить брови, тот же прищур, и даже крохотные морщинки около глаз у обоих получались одинаковыми, когда они улыбались.
– Зачем им это надо? – отмахивался Федор. – Они хотят, чтобы я усовершенствовал программное обеспечение для их крейсеров. То есть желают, чтобы я поработал вместе с их так называемыми Настоящими деревьями.
– Вот ты сам и определился, зачем им нужны ваши мозги, – снова принимался бурчать Шереметьев.
– Они давно это могли сделать, но не сделали. Порядочные. Договоры они соблюдают, а у меня с ними договор, – парировал Федор.
– Да нужны им твои бумажки…
– Договор электронный. Да не боись, все будет отлично. Мы с Тайкой уже все решили. Поработаем у них немного, они в обмен помогут с организацией рабочего и жилого пространства на Сабе. Выделят людей, расселят после тут детей с Моага. И человечество получит шанс начать все сначала, и в этот раз без вируса. А синтетики нам будут немного помогать.
– Еще и с синтетиками связался, – не унимался Андрей Шереметьев.
– Синтетики теперь имеют главным приоритетом заботу о людях. Они строят города, в которых человечество однажды будет жить.
– Погоди, эти роботы еще вывернутся из загруженных программ. Они умеют эволюционировать, не забывай. Смогут ли программы меняться в соответствии с эволюцией роботов? Ты смог создать нужное программное обеспечение?
– Создадим. Я понимаю, что надо все держать под контролем, – отвечал ему Федор.
– Роботы всегда будут представлять угрозу, – не унимался Шереметьев.
– Как и люди. Люди тоже будут представлять угрозу.
Эти их споры могли длиться бесконечно, и Таис уже не вслушивалась. Понятно, что не стоит расслабляться и пускать все на самотек, но никто и не собирается. Базы-станции на островах Саб и Нелегальном постоянно совершенствовались и укреплялись. Цеха по производству катеров бесперебойно работали, выпуская маневренных и ловких так называемых малюток, которых создал Шереметьев.
А Федор и его отец неустанно пеклись о безопасности островов.
«Дракон», крейсер миротворцев, отправился к своей планете. Как пояснил Люк, их миссия закончена, и теперь можно вернуться на родину.
– Теперь вы тоже часть миротворческой миссии и сами позаботитесь о своей планете, – сказал он.
Вместе с Люком улетели и его братья, а также Эмма и Дина.
Такая развязка событий несказанно удивила Таис. Она-то была уверена, что девчонки останутся на Сабе и будут помогать. Эмма отлично справилась с составлением договора и вообще оказалась прирожденным дипломатом. Она смогла выторговать для землян условия повыгоднее и без труда заключила договор с эн-кью, обсудив все пункты этого самого договора до самых мелочей.
В договоре даже было закреплено непреложное право землян обучать детей всем наукам без исключения и право на получение информации в полном и совершенном объеме. Всей информации, которая касалась не только планеты Земля, но и событий, происходящих во всей Вселенной.
Такие спецы, как Эмма, были бы незаменимы на островах. Но решение, которое приняла эта рыжеволосая всезнайка, оказалось твердым и нерушимым.
Таис даже не взялась ее отговаривать. Рядом с Эмкой стоял высокий смуглый Ник, и он низким голосом объяснял, почему Эйми должна отправиться с ним.
Любовь. Что тут непонятного?
Эмка изменилась, стала более тонкой, более внимательной и какой-то более молчаливой, что ли. Глянет темно-голубыми глазами, сожмет губы – и чудится в ее взоре глубокая не по годам мудрость. Будто слишком много довелось Эмме пережить, и она хранит пережитое в себе и никому не доверяет.