— Я слышал, что Матвей часто спасает людей, — поделился Сергей. — Его приемник всегда настроен на частоту происшествий, или в прошлом он профессиональный спасатель?
— Матвей чует, что кто-то попал в беду, и оказывается на месте раньше всех. Кроме как чудом, это объяснить невозможно.
С приближением к точке географического полюса снежную целину на горизонте вспороли ломаные линии. Словно мертвец решил пожить еще, и олицетворявшая смерть прямая на приборе лечебника сменилась пульсом веселых зигзагов. И все это был лед, лед, лед — острый, кривой, нарощенный, сломанный, оплывший, переплетенный, погруженный в снег, заметенный до верхушек или слегка припорошенный. Или, на продуваемых местах, чистый, прозрачный, ослеплявший бликами с каждой случайной снежинки.
Невероятное нагромождение льда быстро приближалось, глазам открылся Хрустальный Лес — царство ледяных деревьев, непроходимых торосов и воющих ветров. Изображавшие его картинки из инфомира не шли ни в какое сравнение с реальностью. Мир впереди сверкал, переливался, смеялся и плакал, сказочная тишина пела, шуршала и звенела колокольчиками.
Сергей понимал, как на ровной поверхности, с одной стороны которой тепло, а с другой холодно, сами собой образуются рисунки деревьев и тропических растений. Влага из морозного воздуха кристаллизуется, из газообразного состояния она переходит сразу в твердое, а «художниками» выступают невидимые глазу неровности поверхности, частички пыли, случайные отпечатки пальцев, царапины и воздушные потоки. Иголки инея цепляются на них, наслаиваются, и появляется красивый узор. Это проходили в школе. Но как из ледяных глыб получились высокие деревья с кронами и ветвями? Одни напоминали грибы, другие — торты с кремом или зацепившиеся за землю тучи, третьи обросли шипами и ощерились зубастыми пастями на случайных прохожих. Хрустальный Лес — мертвый, кроме льда в нем нет ничего, но впечатление жуткой красоты навевало ощущение, что деревья следят за прибывшими к ним гостями, и если сделать что-то не так…
Чтобы продвигаться дальше, включили воздушную подушку. После первых препятствий и небольшого кружения застывшая красота расступилась, впереди появился и, по приближению, быстро вырос белый конус, он оказался заваленной снегом пирамидой. С одной из сторон в лес выходила лыжня, там был присыпанный снегом выход.
Снегоход прибыл почти бесшумно, и папа просигналил звуковым клаксоном. Видимо, Матвей не дружил с электроникой. Или она работала от случая к случаю, все же здесь — зона аномалии.
Изнутри никто не вышел. Папа остановил снегоход напротив входа в пирамиду, раскидал снег и взялся перетаскивать груз в прихожую. Сергей помогал. Пластиковая дверь была не заперта и открылась стандартно. На Калимагадане все двери старого образца открывались внутрь, чтобы выход не завалило снегом. Помещение за дверью оказалось кладовкой, в дальнем углу виднелась еще одна дверь. Место под индивидуальный тягач пустовало, а свежие следы снаружи подтверждали, что Матвей уехал куда-то на лыжах.
Коробки и ящики сложили вдоль стен, зелень и ягоды заняли место сверху, чтобы попасться на глаза первыми.
— Назад? — погрустнел Сергей.
— Вперед.
В лицо вновь ударили снег и ветер. Направление — строго на север.
Впереди над Хрустальным Лесом висело настоящее облако. Оно будто вырастало из леса.
— Дымное озеро… — завороженно прошептал Сергей.
Папа кивнул.
Глубоко под землей находился горячий источник, и наружу вырывались могучие фонтаны, как лава из вулкана. Горячие струи пробивали лед, взлетали в небо и обрушивались мгновенно застывавшими обломками или наплывами.
Вот так и появился Хрустальный Лес. «Деревья» — это застывшие фонтаны и их останки.
На границе видимости папа оставил снегоход, дальше отправились пешком. Снег скрипел под ногами и сыпался на голову мелкой блестящей крошкой, лед трещал, мутно-прозрачные ветви искрились и, точно живые, протягивали когтистые лапы, цепляясь за тулуп.