В это раз ему открыла двери старшая дочь Шубникова, противная молоденькая стерва, обожающая издеваться над окружающими, также как и ее отец. Семью своего бывшего начальника он застал за упаковкой домашнего скарба. Большая остекленная веранда перед домом была заставлена ящиками, коробками, корзинами и большими полиэтиленовыми мешками для мусора, забитыми вещами. На чем он собирался это все вывозить?
Шубников оглядел его холодным равнодушным взглядом и процедил:
— Ну, вы млять посмотрите, кого прислали. Других бестолочей у них не нашлось. Чего стоишь? Помогай, давай!
Володя все также стоял перед большим деревянным столом, сохранившим на своей поверхности следы многочисленных кутежей. Сколько раз у себя в голове Иваницкий представлял во всех деталях и подробностях этот самый важный разговор в его жизни. Но сейчас все мысли спутались в жуткий узел, не позволяя найти тот самый нужный кончик, который позволит его начать.
Шубников с удивлением поднял на него глаза:
— Че встал, обормот? Кто тебя вообще додумался прислать?
Взгляд полный озлобленного презрения пригвоздил Иваницкого к полу.
Он выдержал этот взгляд. Первый раз в жизни он не отвел глаза. Иваницкий внутренне закипал.
— Никто меня не присылал, я сам приехал, — неожиданно резко и громко сказал Володя.
— И чего? — судя по интонации, Шубников готов был взорваться.
— Я поговорить пришел, — твердо сказал он.
— Ты, дебил малахольный, я тобой сейчас жопу вытру!!! — заорал его бывший начальник.
— Сядь, млять! — заорал Володя в ответ. Собственный крик вывел Иваницкого из психологического ступора.
Он достал из кармана ПММ и дважды выстрелил в потолок.
Шубников упал задницей в глубокое мягкое кресло. Глаза его вылезли из орбит. Он задохнулся от возмущения.
— Не ори! Ты теперь мне не начальник! — продолжал Володя.
Видит Бог, что Иваницкий никого не хотел убивать. За прошедшие сутки он уже трижды стрелял в своих коллег. Два раза убивал не упокоенных и один раз стрелял в еще живого укушенного. А сейчас он просто хотел поговорить и ничего больше. Ему бы хватило просто слов Шубникова о том, что он сожалеет и просит у Иваницкого прощения. Тогда бы Володя извинился за беспокойство и ушел. Он простил бы Шубникова. Но все сразу пошло не так.
Наверное, еще можно было попытаться вернуться к запланированному Иваницким сценарию, но все испортила дочка Шубникова.
Сразу после выстрелов, жена Шубникова в испуге прижалась спиной к стене и прижала крест-накрест руки к груди. А вот дочка развернулась к Иваницкому в анфас и уперла руки в бока. Тонкие ноздри девицы нервно раздувались, а щеки полыхнули румянцем.
— Да что вы его слушаете. Он же пьяный. Убирайся отсюда, придурок!
Она пошла мимо него и направилась уверенной твердой походкой в дом.
— Я сейчас милицию вызову! — крикнула она на ходу.
Сквозь распахнутую дверь, он видел, как стерва подняла трубку, стоящего в коридоре, телефона, набрала две цифры и демонстративно уставилась на Иваницкого. Последние слова все решили.
— Чего уставился неудачник. Знай свое место, ничтожество.
Больше она сказать ничего не успела. Бешенство от незаслуженно нанесенного оскорбления полыхнуло в мозгу огненной молнией ярости. Иваницкий автоматически вскинул пистолет и, словно на стрельбище, всадил пулю из Макарова как раз в центр лба мерзкого отродья Шубникова. Ну, кто теперь из них должен знать свое место?
Грохот выстрела сменил глухой звук упавшего тела.
Тоненько заскулила мать убитой девушки и кинулась мимо него в коридор дома. Дикий непрерывный крик пронзил окружающий мир. Мать упала на колени перед мертвой дочерью.
Иваницкий повернул голову и встретился взглядом с выпученными гляделками его бывшего начальника. Шубников было рванулся куда-то в сторону, но уютное мягкое кресло сыграло с ним плохую шутку. Оно удержало его в своих нежных объятиях. Четвертой пулей Володя раздробил ему колено. Начальник заорал и упал на пол, опрокинув кресло. Крик Шубникова свалился в тяжелый мычащий стон. Он корчился на полу.
Теперь все мосты сожжены, обратного пути нет. Придется заканчивать разговор. Мешала орущая жена Шубникова. Иваницкий дважды выстрелил кричащей женщине в спину. Нужно было прекратить ее крики. До этого она целовала и гладила лицо мёртвой дочери, а теперь упала на нее сверху и замерла.