Тед смотрится довольно странно. Время от времени бросая взгляды через плечо, я привык видеть его в искусственном освещении. Однако в родительском телевизоре, на пятидесятидвухдюймовом плоском экране тонированное и подкрашенное лицо Теда выглядит еще более неестественным, бутафорским и гладким. Возможно, из-за грима и освещения. Или он опять сделал пилинг гликолевой кислотой.
Тед разглагольствует о том, что значит лечить зомби с точки зрения психологии. Видимо, начитался об этом в книгах, потому что меня он никогда не лечил. Пару минут он бубнит об одном и том же, и я уже собираюсь переключить канал, когда он переходит к рассказу обо мне, о сеансах, что он проводил со мной: о том, какой от меня исходил запах, о моей походке, о том, что мне приходилось общаться при помощи маркерной доски.
И тут до меня доходит: я влип.
Он расписывает мельчайшие подробности наших занятий: говорит, что я испытывал страдания, чувствовал вину и понимал всю безвыходность своего положения. А затем говорит о том, как внезапно все изменилось, как я вдруг стал более самоуверенным, агрессивным, независимым.
А как же врачебная тайна?
Хотел бы я знать, во что это выльется. Может, позвонить Йену? Устроить пресс-конференцию? Смогу ли я разрядить обстановку, пока она окончательно не вышла из-под контроля?
Интересно, поверят ли мне, если я скажу, что все это время притворялся. Играл роль законченного зомби. Типа проводил социологический эксперимент.
Смотрю на Теда, на его самодовольную ухмылочку, идиотскую золотую серьгу в ухе, крашеные волосы. Он выкладывает всю подноготную обо мне, а я думаю…
Пожалуй, есть еще один вариант.
Глава 54
Тед улыбается мне своей обычной неискренней, фальшивой улыбкой. С последней нашей встречи прошло больше месяца, и он, похоже, успел отбелить зубы.
— Привет, Энди. Какой приятный сюрприз.
Сюрприз? Да.
Приятный? Не приятнее, чем камни в почках.
В клинике Теда никого. Регистраторша отправилась домой. Десять минут назад ушел последний пациент.
— Как поживали? — интересуется он.
— Был занят, — отвечаю я.
Тед смотрит на меня из-за стола, все еще улыбаясь, затем переводит взгляд на телефон, с него — на красные электронные часы на стене.
…тридцать девять… сорок… сорок один…
— Да, конечно, — наконец произносит он, — я видел вас по телевизору. Судя по всему, вы удивительным образом выздоровели.
— Всего лишь рациональное питание.
Улыбка медленно сползает с лица Теда, в уголках губ теперь заметны несколько морщинок. Похоже, подошло время вводить ботокс.
— Э, — говорит он, сглатывая. — Чем я могу быть полезен, Энди?
— Я хотел поговорить.
Он издает звук — нечто среднее между кашлем и нервным смешком.
— Не вопрос. — И тянется через стол за своей визиткой. — Завтра позвоните Ирен, она назначит…
— Я хотел поговорить сейчас.
Визитка дрожит в протянутой руке психотерапевта. Он так натужно улыбается, что я почти слышу хруст его коронок.
— Но… клиника уже закрыта… Может, вы придете…
— Мне нужно лишь несколько минут.
Тед смотрит на часы. Наверно, думает, чем дольше он будет на них смотреть, тем быстрее кончатся мои несколько минут, и я уйду.
…двадцать два… двадцать три… двадцать четыре…
Он громко сглатывает.
— Какие-то проблемы? — спрашиваю я.
Тед смотрит на меня, затем переводит взгляд на открытую дверь за моей спиной. Дверь ведет в приемную. Я не умею читать мысли, но подозреваю, что Тед мечтает выбраться из-за стола и дать деру.
— Нет, — отвечает он, поднимаясь. — Никаких проблем.
— Отлично.
Я подхожу к двери и закрываю ее.
Так и не успев до конца встать со стула, Тед замирает.
— Что вы делаете?
— Хочу сохранить врачебную тайну. Вы ведь блюдете врачебную тайну, так?
Тед не отвечает. Просто стоит на полусогнутых ногах, губы его дергаются.
По пути в клинику я увернулся от папарацци, и, насколько мне известно, никто не видел, как я вошел сюда.
Конечно, охотиться за «белым воротничком» дело рисковое, не то что ловить чудесного, сочного бездомного. Однако с улицы можно подцепить что угодно: цирроз печени, наркоманию, язвенное поражение кожи, дыхательные инфекции. По крайней мере сейчас передо мной тот, кто заботился о себе, хоть в нем и содержится немало искусственных консервантов.
К тому же меня мучает нестерпимый голод и раздирает жажда мести.
Тед смотрит, как я приближаюсь к нему, в его глазах животный страх, который может оценить только хищник. Взгляд мечется от меня к телефону, к двери, к окну. Побег не удастся, но он предпринимает попытку.