Внутрь кафе я не заходила, села за свободный столик на улице, прямо у витрины. Ничего не заказала. Народу в кафе было немного. Я пыталась вести себя подозрительно, бормотала суры, в упор разглядывала людей. Какой-то парень от другого столика пошел ко мне. Я встала и перешла на другую сторону улицы. Машины сигналили, я не обращала внимания. Там я открыла кармашек сумки, сняла с тумблера катушку и положила ее на край тротуара. Чтоб выиграть время. Чтобы те, кто за мной следил, не сомневались, что я намерена взорваться. Перешла улицу обратно и опять села за столик.
Внутренне помещение “Мон-кафе” было в тот день единственным местом в Москве, где не было моих врагов, тех, кто за мной следит. Я ждала, когда кто-нибудь выйдет оттуда. Зайти внутрь и сдаться я не могла, потому что по инструкции я должна была оставаться снаружи. Если бы я зашла в кафе, это бы вызвало подозрение у тех, кто за мной следил, и меня бы взорвали. Теперь то я знаю, что дистанционного управления у бомбы не было, но тогда я этого не знала.
Глядя в упор на компанию мужчин, сидящих внутри, я показала им язык. Высунула его как могла далеко. И еще улыбнулась, точнее, оскалилась. Они встали и направились ко мне. Втроем. Один был очень солидный, в костюме. Я встала и отошла, но недалеко. Они остановились метрах в двух от меня и начали задавать вопросы: “У тебя паспорт есть?” — “Нет”. Они делают шаг вперед, я — шаг назад. “Ты русская?” — “Нет”. Шаг вперед, шаг назад. “Что у тебя в сумке?” — “Взрывное устройство”. — “Чего-чего?” — “Пояс шахида”. — “Врешь!” Мы поменялись ролями. Теперь уже я сделала шаг вперед, а они на шаг отступили. Я открыла сумку, чтобы они все разглядели. Шаг вперед, шаг назад. “Уходи от кафе”, — сказал тот, который в костюме. Я развернулась и медленно пошла по Тверской-Ямской. Они шли следом, метрах в пяти. Уже вдвоем. Третий пошел звонить в милицию. Ни я, ни они не знали, что делать. Я шла и ждала смерти, я была уверена, что меня сейчас взорвут. Мы шли долго, очень долго. Левой рукой я придерживала сумку, а правой в кармашке накрыла тумблер, чтобы он случайно не включился. Когда подошли к дому с большой витриной, подъехала милицейская машина. Вышел милиционер в бронежилете и с автоматом. Он сказал: “Остановись! Аккуратно поставь сумку на пандус!” Наконец-то! Я все сделала и отошла в сторону от этой страшной сумки. Человек из кафе взял меня за правую руку, левую заломил за спину. Милиционер защелкнул наручники. И тут меня начало трясти, я заплакала. Я сделала все. Ситуация больше от меня не зависела.
…Я все время повторяла: “Не бейте меня! Не бейте меня!” Потому что Игорь говорил, что если меня поймают живой, то будут сильно бить и пытать. Меня и в детстве все время били. Меня посадили в машину на заднее сиденье, по бокам сели два милиционера. Сидеть в наручниках за спиной очень больно, я стала ерзать. Водитель повернулся и спросил: “Что там еще у тебя в карманах?” — “Ничего, все осталось в сумке”. Он перегнулся через спинку сиденья, облапал меня всю. Зря сдалась, подумала я. Напоследок плюнула водителю в лицо. Он утерся рукавом и достал у меня из джинсов тысячу рублей. Так ловко, что даже, по-моему, его товарищи ничего не заметили. Меня обозвали большевичкой, сказали, что я, наверное, хотела взорвать какой-нибудь памятник. “Сейчас, — сказали, — мы тебя отвезем в отделение, и ты нам все расскажешь. Ты такая упругенькая…” Похоже, они не верили, что у меня в сумке взрывчатка. Мы отъехали совсем недалеко, когда им что-то передали по рации, и старший приказал возвращаться. “Тебе повезло, — сказал он мне, — эфэсбэшники тебя забирают”. Возле кафе меня ждали люди в штатском. Очень спокойные и вежливые. Главное, неагрессивные. Сразу переодели наручники вперед, ослабили их. Посадили в машину с какими-то синими фарами. Предложили воды, но я отказалась — вдруг отрава. Пообещали, что ничего страшного со мной уже не случится. Привезли в какое-то здание. Стали спрашивать, где база, где люди. Я ответила, что адреса не знаю, возможно, сумею показать, но скорее всего там уже никого нет. Потом попросили описать взрывное устройство. Я все рассказывала. То, что при разминировании моей сумки погиб человек, я узнала только утром. Не поверила, думала, меня хотят запугать, задавить. Я ведь все им рассказывала, какая взрывчатка, где тумблер, даже рисовала. Они у меня об этом всю ночь спрашивали. Видимо, этот парень, который сумку разминировал, просил их меня об этом расспросить. А потом, когда он уже погиб, я слышала, как кто-то сказал: “Если бы эти идиоты оставили ее нам хотя бы на полчаса, он бы не погиб”. Получается, я убила человека. И все мои усилия зря.