И теперь во всём Вашингтоне вы не найдёте более счастливого человека. Суть этой истории такова: если женщина влюблена, то она не будет долго сопротивляться своему возлюбленному».
X
«Ночь дана нам для любви…» – запел я, когда мы с Бирсом одной прекрасной звёздной ночью гуляли по лесной дороге между Фортом Монро и Уильямсбургом.
«Не для меня, – перебил он. – Я, знаете ли, утренний любовник. Ночью я отдыхаю после трудного дня и просыпаюсь в пять утра. Несомненно, раннее утро – лучшее время для любви. Понаблюдайте в этот час за птицами, за коровами, за цветами, за всей природой. Только человек так испорчен, чтобы считать полночь волшебным временем».
В подтверждение правдивости этого тезиса я рассказал ему о рукописи одного врача-гинеколога, которая пришла в «Нилс Мансли». Этот учёный муж разработал великолепное решение этой задачи. Вот что он писал:
«Очень серьёзный вопрос производства потомства не получает от потенциальных родителей того внимания, которого заслуживает. Человек возвращается домой в конце рабочего дня, уставший, и видит, что его добрая жена в таком же состоянии. Но перед тем, как лечь спать, они крайне пренебрежительно относятся к правам будущего поколения. Сонливость, усталость очень характерны для многих супругов. Вероятно, для них будет достаточно одного или двух часов предварительного сна. Поэтому я предлагаю простое решение вопроса – приобретение будильника. Он стоит не дороже восьмидесяти девяти центов и, таким образом, доступен для всех потенциальных родителей. Будильник устанавливается по договорённости супругов. Скажем, на двенадцать часов – то, что называется романтическим часом».
«Замечательное предложение, – с шутливой серьёзностью прокомментировал Бирс. – Надеюсь, вы примете эту рукопись и опубликуете её».
XI
Однажды Бирс встретил своего молодого знакомого. Тот был в приподнятом настроении и признался, что причина в том, что ему удалось добиться одной девушки-католички.
«Бедный мальчик! – воскликнул Бирс. – Бедняжка!»
«Почему?» – спросил юноша.
«Потому что об этом узнает ваша жена, – ответил майор. – Как-то я завёл роман с молодой католичкой. Её исповедник немного знал меня, и обычно, когда мы встречались на улице, он приветливо улыбался. Неожиданно его поведение изменилось. Он злобно смотрел на меня свирепыми глазами. Однажды вечером я спросил Мэгги, в чём дело. «Я была у него на исповеди, сэр», – сказала она. Эта блудница до смерти боялась, что о нашей связи станет известно, и всё же нашла лучший способ рассказать о ней всему городу. Я небрежно сказал: «Мэгги, я думаю, пусть о моей любви к тебе знают все». «Ах, вы разболтали, сэр! – с тревогой воскликнула она. – Как же вы могли?» Наконец я успокоил её. Конечно, я никому не рассказывал о девушке. Но она считала, что имеет полное право рассказывать своему духовнику о нашем романе, называя моё имя, а я не имею никакого права даже упоминать об этом. Вы скоро узнаете, что ваша любовь исповедалась своему духовнику, а он, несмотря на тайну исповеди, рассказал всем остальным. Это будет крах вашей семьи».
Мэгги была одной из нескольких любовниц Бирса. С ней, как и с другими женщинами низкого происхождения, у него были непостоянные отношения. Его постоянные любовницы были совсем другого типа. Обычно они были страшные, но высокого происхождения, образованные и с каким-то влиянием.
XII
Как я уже говорил, я ничего не знаю о незаконных детях Бирса. Думаю, он тоже ничего не знал. Но его очень интересовали слухи о том, что известная калифорнийская актриса была его дочерью. Эта молодая дама прочитала, что Бирс в Нью-Йорке, где она получила ангажемент в новом спектакле. Узнав его адрес, она отправила ему ласковое приглашение на спектакль и просьбу после представления зайти к ней в гримёрную. Бирс живо отозвался, и, поскольку приглашение было на два лица, позвал меня с собой.
Мы отправились вдвоём. Перед этим мы обсудили возможность его отцовства, и он сказал, что она вполне может быть его дочерью. Он мог бы сказать увереннее после знакомства. Будь я проклят, но она была похожа на Бирса, как две капли воды. Она была похожа на него больше, чем он сам! Сходство действительно было поразительным, и майор волновался всё представление.
Когда мы пришли в гримёрную, где находилась ещё негритянка-компаньонка, актриса и Бирс бросились друг к другу. Я был испуган пылом их объятий. Последовавший разговор, в котором я не принимал участия, был так быстр, что я едва мог уследить за ним. Мы ушли чуть ли не на рассвете.
На следующий день я спросил: