Вполне может быть, что жизнь, по сути, не отличается от любой органической материи. Я не берусь сказать, что жизнь растений или диких животных отличается от жизни человека-философа или даже от жизни бога, если жизнь – это сущность, отдельная от материи и её химических реакций. Индивидуальность, то есть результат соединения бесчисленного количества клеток, есть и у низших форм животных организмов, и у растений. Каждое дерево отмечено индивидуальностью. Можно предсказать поведение каждого вида рептилий. Хорошо известны рост лука, его образ жизни. Всё живое обладает индивидуальностью. Сомнительно, что человек, если у него есть бессмертная душа, это единственное из земных созданий, которое наделено бессмертием. И всё же мы не можем признать, что бык, дерево, червь или вошь бессмертны. Но я, глядя на мумию фараона, не могу поверить, что всё ещё существует разум, некогда оживлявший эту штуку. Конечно, душа – это не что иное, как химические реакции материи, постоянно изменяющей свою форму и свой состав. За несколько лет эта материя претерпевает такие изменения, что любой разум, любая душа исчезают. Все фараоны, которые составляли любого отдельного фараона, умерли за короткий период. Не только как группа физических организмов, но и как сущность, которую они создавали и которая известна под названием «душа» и под множеством других названий».
V
Что касается смерти, то Бирс считал, что для человека, переживающего этот опыт, она безболезненна, как рождение.
«Тысячелетия обычные смертные считали, что смерть вызывает агонию, боль, которая подчиняет человека, с которой ничто не может сравниться по силе. Теория была такова: рука всемогущего хватает душу, прикрученную к человеческому телу, и вырывает её из этого остова, а душа всеми стальными щупальцами хватается за него. «Ах, агония!» Я видел, как умирали сотни людей. Никто, кажется, не страдал. Страдание, сильное страдание может предшествовать смерти, но когда приходит смерть, жертва (или благополучатель) не знает о её приходе. Поэтому смерть безболезненна».
VI
«Религия как этическая система не может ответить на вопросы «откуда и куда?». Эти вопросы не имеют отношения к нравственности. Самые хорошие и самые плохие люди могут верить или не верить в бессмертие, и это не влияет на их отношения с ближними. Метафизик может быть злой или хороший, но его вера не влияет на его поведение.
Вопросы «откуда и куда?» остаются вне поля этики. Пусть люди создают своих богов, преклоняются перед ними, молятся им, и пусть это продолжается без конца. Боги меняются так же, как их творения. Ни один человек не может молиться одному и тому же богу два дня подряд».
Глава XII
Люди и их боги
I
Не стоит полагать, что все замечания, которые последуют дальше, сделаны в адрес великого правителя вселенной, настоящей сути всех вещей. К нему Бирс питал глубочайшее уважение, даже если сомневался, что в природе существует какая-то упорядочивающая сила. Боги, которых он высмеивал, были творением людей. Эти боги были так же порочны, как создавшие их смертные, и так же добры – не лучше и не хуже. Эти плоды воображения, столь же многочисленные, как люди, вызывали его сардоническую усмешку. Но я никогда не слышал, чтобы он оскорблял то величие, возможность существования которого он принимал во внимание.
Несмотря на непочтительность при упоминании божества и профессиональных священнослужителей, Бирс на самом деле очень уважал бога, но не уважал представителей – или «непредставителей», как он их называл – еврейского и христианского богов. Я не знаю, в какой вере он воспитывался, но знаю, что он терпимо относился ко всем религиям, даже когда высмеивал их. Он считал, что, по сути, они не слишком отличаются, будь то иудаизм, брахманизм, буддизм, зороастризм или христианство. Люди создали бога, а не бог – человека. Бирс мог почтительно снять шляпу в присутствии индейца, который преклонил колени перед палкой с тремя перьями, подпираемой камнем. И он мог так же склонить голову в присутствии ребёнка, который молится у ног матери. Он с одобрением смотрел на кафедральный собор. Может быть, действительно бога можно обнаружить во всех религиях в соответствии с интеллектуальными способностями верующего. Может быть, не было никакого божественного разума. Бирсу было всё равно, но всё-таки он надеялся, что не было из-за своего отношения к божеству. Ввиду тех ошибок, что сделали еврейский Иегова и христианский Иисус – оба сотворённые людьми – ввиду их колебаний, их противоречивых указаний, дурного устройства вселенной с планеткой, малоприспособленной для обитания людей (хотя евреи и христиане, кажется, считали, что вся земля создана для них), ввиду всех этих ошибок Бирс чувствовал, что не может почитать божество из Священного писания. А ужимки многочисленных богов просто забавляли его.
II
Бирс считал, что все западные религии дышат на ладан. Скоро они уступят место более этическим вероучениям, которые намного превзойдут нынешние. Но религия в какой-то форме будет всегда. Возможно, для него термин «религия» был более гибким. Религией мог быть и атеизм. Возможно, Бирс расширял это слово и включал в него все глубокие эмоции, которые достигли апогея в догматических вероучениях, даже все облагораживающие эмоции. Как-то он сказал, что он склонен придавать религиозное значение всем эмоциям, даже злости, ненависти, мести. Во всяком случае, религия может быть отдельно от веры, может быть независима от формального вероучения.
Однажды я спросил, считает ли он, что животные религиозны. Думаю, что он сам дал повод для этого вопроса, но он уклонился от ответа, заметив: «Люди – это животные».
Однажды поздно ночью мы с Бирсом шли по тропе вдоль Рок-Крик и услышали песню. Подняв глаза в звёздное небо, мы с благоговением взирали на небесное великолепие и, конечно, задумались о том, кто был автором вселенной. Когда певец дошёл до слов «О ты, кто не меняется»[128], Бирс воскликнул: «Это неправда!» Он продолжил:
«Эволюция объясняет бога так же, как вас и меня. Божество, реальное божество должно до сих находиться в процессе роста, в непрерывном изменении, и в этом нет нарушений его законов. Что касается созданного людьми бога, то Ветхий завет полон сведениями о его изменчивости.
К сожалению, иногда он деэволюционирует и то и дело заменяет хорошие указания глупыми – глупыми, непостижимыми, зачастую жестокими и совершенно неправомерными. В соответствии с его же отчётами он сделал много ошибок. Иногда он пытается поправить их, отдавая контрприказы. Он скор на выводы, что объясняет их абсурдность. Если бы он был командиром на войне, то его контрприказы привели бы его войско в замешательство. Тем не менее, иногда, в отличие от смертных, он признаёт, что был неправ – это самая богоподобная черта, которую он проявляет.
Богу есть куда эволюционировать. И он делает великолепные успехи, поскольку его творцы, они же его почитатели, сами эволюционируют (очень, очень медленно) – от неандертальцев к варварам. Поэтому можно ожидать, что со временем мы будем молиться более благородному богу, чем тем богам, которые достались нам от евреев и христиан».
III
Бирс одобрял молитву. Обычно он склонял голову, когда слышал благочестивую просьбу, обращённую к небесам. Склонял не с почтением, это была лёгкая уступка божеству молящегося. Он считал, что молитва помогает и верил, что все молятся, пусть и неосознанно. Разумеется, молитва – это признак слабости, но, что ж, человек слаб. И бог слаб, иначе ему бы не требовались обращённые к нему просьбы. Несомненно, он понимает, что люди ему нужны. Ведь нет необходимости просить его о чём-то. Значит, можно предположить, что он понимает своё тщеславие, когда требует признать его всемогущество. А, возможно, он имеет в виду, что молитва помогает привести в порядок ум просителя и побуждает ленивого смертного добиваться того, что он желает. Отсюда и возникают эти проверенные средства, к которым божество, может быть, и не стремится, когда приказывает, чтобы мы молились.