Жизнь Бенвенуто Челлини, сына маэстро Джованни Челлини, флорентийца, написанная им самим во Флоренции

450: что если я хочу сохранить то имя честного человека, которое я там носил, то раз я оттуда уехал безо всякой причины, то я поистине обязан дать отчет во всем том, что я исполнил и сделал для его величества. Когда я получил это письмо, оно мне доставило такое удовольствие, что, проси я собственным языком, я бы не спросил ни больше, ни меньше. Я сел писать, заполнил девять листов обыкновенной бумаги, и в них я рассказал подробно все те работы, какие я сделал, и все те приключения, какие у меня с ними были, и все то количество денег, какие на сказанные работы были истрачены, каковые все были выданы руками двух нотариусов и одного его казначея и подписаны всеми теми людьми, которые их получили, каковые одни давали свой товар, а другие свои труды; и что из этих денег я не положил себе в кошелек ни одного кватрино, а за оконченные мои работы я не получил как есть ничего; я только увез с собой в Италию некоторые милости и царственнейшие обещания, поистине достойные его величества. И хоть я не могу похвастать, что извлек что-либо иное из моих работ, кроме некоего жалованья, положенного мне его величеством на мое содержание, да из него еще мне причитается получить семьсот с лишним золотых скудо, каковые я нарочно оставил, чтобы они мне были высланы на обратный мой путь; однако же, зная, что некоторые лукавцы из собственной зависти сослужили некую злую службу, истина всегда одержит верх; я восхваляю его христианнейшее величество, и мною не движет алчность. Хоть я и знаю, что исполнил гораздо больше его величеству, нежели то, что я брался сделать; и хоть мне не воспоследовала обещанная отплата, я ни о чем другом на свете не помышляю, как только чтобы остаться, во мнении его величества, честным и порядочным человеком, таким, каким я был всегда. И если бы хоть какое-нибудь сомнение в этом было у вашего величества, по малейшему знаку я прилечу дать отчет, о себе вместе с собственной жизнью; но видя, что со мною так мало считаются, я не пожелал вернуться, чтобы предложить себя, зная, что мне всегда хватит хлеба, куда бы я ни пошел; а когда меня позовут, я всегда откликнусь. Были в сказанном письме многие другие частности, достойные этого удивительного короля и спасения моей чести. Это письмо, раньше чем послать, я его снес к моему герцогу, каковому было весьма приятно его увидеть; затем я тотчас же отослал его во Францию, направив к кардиналу феррарскому.

LX

В это время Бернардоне Бальдини, поставщик драгоценных камней его светлости, привез из Венеции большой алмаз, свыше тридцати пяти каратов весом; также и Антонио, сыну Витторио, Ланди451 была корысть в том, чтобы герцог его купил. Этот алмаз был прежде острецом452, но так как он не выходил с той сверкающей прозрачностью, которой от такого камня следовало желать, то хозяева этого алмаза срезали этот сказанный острец, каковой, по правде, не получался хорошо ни тафелью453, ни острецом. Наш герцог, который очень любил драгоценные камни, но однако же в них не разбирался, подал верную надежду этому мошеннику Бернардаччо, что хочет купить этот сказанный алмаз. А так как этот Бернардо искал получить для себя одного честь этого обмана, который он хотел учинить герцогу флорентийскому, то он ничего не сообщал своему товарищу, сказанному Антонио Ланди. Этот сказанный Антонио был большим моим другом с самого детства, и так как он видел, что я так близок с моим герцогом, то как-то раз среди прочих он отозвал меня в сторону, было это около полудня и на углу Нового рынка; и сказал мне так: “Бенвенуто, я уверен, что герцог покажет вам алмаз, каковой он выказывает желание купить; вы увидите крупный алмаз; помогите продаже; и я вам говорю, что могу его отдать за семнадцать тысяч скудо. Я уверен, что герцог захочет вашего совета; если вы увидите, что он действительно склонен его желать, то будет сделано так, чтобы он мог его получить”. Этот Антонио выказывал большую уверенность в том, что может устроить этот камень. Я ему обещал, что если мне его покажут и спросят мое мнение, то я скажу все то, что я думаю, без того, чтобы повредить камню. Как я сказал выше, герцог приходил каждый день в эту золотых дел мастерскую на несколько часов; и с того дня, когда со мною говорил Антонио Ланди, больше недели спустя, герцог показал мне однажды после обеда этот сказанный алмаз, каковой я узнал по тем приметам, которые мне сказал Антонио Ланди и насчет формы, и насчет веса. И так как этот сказанный алмаз был воды, как я сказал выше, мутноватой, и по этой причине срезали этот острец, то, видя, что он такого рода, я бы, конечно, отсоветовал ему учинять такой расход; поэтому, когда он мне его показал, я спросил его светлость, что он желает, чтобы я сказал, потому что не одно и то же для ювелиров оценивать камень после того, как государь его уже купил, или же класть ему цену, чтобы тот мог его купить. Тогда его светлость мне сказал, что он его уже купил и чтобы я сказал только мое мнение. Я не захотел преминуть намекнуть ему скромно, что именно я об этом камне думаю. Он мне сказал, чтобы я взглянул на красоту этих длинных его ребер. Тогда я сказал, что это не та великая красота, какую его светлость себе представляет, и что это срезанный острец. При этих словах мой государь, который увидел, что я говорю правду, состроил рожу и сказал мне, чтобы я постарался оценить камень и рассудить, сколько мне кажется, что он стоит. Полагая, что, раз Антонио Ланди предлагал мне его за семнадцать тысяч скудо, я думал, что герцог получил его за пятнадцать тысяч самое большое, и поэтому, видя, что он недоволен тем, что я говорю ему правду, я решил поддержать его в его ложном мнении и, подавая ему алмаз, сказал: “Восемнадцать тысяч скудо вы истратили”. При этих словах герцог поднял крик, сделав “О” шире, чем отверстие колодца, и сказал: “Теперь я вижу, что ты в этом не разбираешься”. Я ему сказал: “Ясно, государь мой, что вы видите плохо; постарайтесь создать славу вашему камню, а я постараюсь разобраться; скажите мне хотя бы, что вы на него истратили, дабы я научился разбираться по способу вашей светлости”. Поднявшись, герцог с презрительной усмешечкой сказал: “Двадцать пять тысяч скудо, и даже больше, Бенвенуто, он мне стоил”. И ушел. При этих словах тут же присутствовали Джанпаголо и Доменико Поджини, золотых дел мастера; и Бакьякка, вышивальщик454, также и он, который работал в комнате по соседству с нашей, прибежал на этот крик; тут я сказал: “Я бы никогда ему не посоветовал, чтобы он его покупал; а если бы ему все-таки его хотелось, так Антонио Ланди неделю тому назад мне его предлагал за семнадцать тысяч скудо; я думаю, что я получил бы его за пятнадцать или даже меньше. Но герцог желает создать славу своему камню; ведь если мне Антонио Ланди предлагал его за такую цену, то каким чертом Бернардоне учинил бы с герцогом такой позорный обман!” И, так и не веря, что это правда, хоть это так и было, мы спустили, смеясь, эту простоту герцога.