Мое первое возражение было таким: возможно, голова отсутствует, однако не нос. Вполне видимый, он шествует передо мной, куда бы я ни шел. И мой ответ таков: если это туманное, розоватое и полностью прозрачное облачко, висящее справа от меня, а также такое же облачко, висящее слева от меня - это носы, то у меня не один нос, а два; или же тот совершенно непрозрачный единый вырост, который столь ясно виден в середине вашего лица - это не нос: только абсолютно бесчестный или дезориентированный наблюдатель стал бы намеренно использовать одно и то же слово для столь непохожих вещей. Я предпочитаю следовать словарю и обычному смыслу слов, что обязывает меня заключить, что, хотя у большинства людей имеется по одному носу, у меня нет ни одного.
И всё-таки, если бы какой-нибудь заблуждающийся скептик, сверх меры озабоченный доказательством своей точки зрения, ткнул бы кулаком в нужном направлении, промеж двух розовых туманностей, результат был бы столь же болезненным, словно если бы у меня был вполне материальный и ранимый нос. С другой стороны, как насчет целого комплекса деликатных ощущений натяжения, движения, давления, зуда, щекотки, трения, тепла и пульсации, от которых никогда вполне не свободна эта центральная область? Наконец, как насчет тактильной информации, которую я могу собрать, исследуя это место руками? Казалось бы, все эти свидетельства, собранные вместе, дают достаточно оснований, чтобы прийти к выводу о наличии у меня головы здесь и сейчас?
С моей точки зрения, оснований для такого вывода нет. Несомненно, множество ощущений наличествуют и не могут быть проигнорированы, однако их сумма не равна ни голове, ни чему-либо похожему на голову. Единственный способ, которым можно получить из них голову - это добавить дополнительно различные, явно отсутствующие ингредиенты - в особенности всевозможные трехмерные цветные фигуры. Разве можно назвать головой то, что, хотя и содержит бесчисленные ощущения, явно лишено глаз, ушей, рта, волос и вообще всего того телесного оборудования, которое наличествует у остальных голов? Очевидно, это место не должно было быть загромождено всеми этими препятствиями, туманными или цветными деталями, которые могли бы исказить мой мир.
В любом случае, каждый раз, когда я пытаюсь нащупать свою голову, я не только не нахожу головы, но и теряю ту руку, которой щупаю: она тоже оказывается проглоченной той бездной, которая находится в моем центре. Очевидно, эта разверстая пучина, этот незаполненный фундамент всех моих действий, эта ближайшая, но практически неисследованная область, это волшебное место, где - как я раньше думал - хранится моя голова, на самом деле является чем-то вроде открытого огня маяка, столь жестокого, что всё приближающееся к нему мгновенно и полностью уничтожается, чтобы его освещающие весь мир яркость и ясность ни на миг не были заслонены. Что касается таящихся там болезненных, щекочущих и прочих ощущений, они так же не могут засыпать или заслонить эту центральную огненную бездну, как не могут этого сделать горы, облака и небо. Напротив: они все существуют в ее сиянии, и через них становится видным ее сияние. Опыт здесь и сейчас, через какое бы чувство он ни приходил, имеет место только в пустой и отсутствующей голове. Мой мир и моя голова неспособны существовать одновременно: либо мир, либо голова. Для обоих на плечах нет места, и мне повезло, что исчезла именно голова, со всей своей анатомией. Речь идет не о доказательствах, не о философских прозрениях, не о сложной медитации, но о простом смотрении: посмотри-что-здесь-есть вместо представь-что-здесь-есть, вместо поверь-всем-другим-что-здесь-есть. Когда я неспособен увидеть, кто я есть (и в особенности кто я не есть), это происходит из-за моего сверхбурного воображения, "духовности", зрелости и образования, доверчивости, конформизма по отношению к обществу и языку, и того страха перед очевидным, который не дает мне принять ситуацию такой, какой я ее воспринимаю. Я и только я знаю, что я вижу и чего не вижу. Я нуждаюсь в некой настороженной наивности. Мне нужно незамутненное око и свободная голова (не говоря уж о смелом сердце), чтобы признать их совершенное отсутствие.