Именно тогда появилсяь и пышным цветом расцвел такой феномен эпохи, как "блат". Этот уникальный механизм регулирования в условиях всеобщего дефицита проявляется в замене глагола "купить" на понятие "достать" с тем значением, которое трудно адекватно первести на другие языки. Как и другой феномен эпохи - "колбасные электрички".. Именно они на протяжении двух последних десятилетий режима были одним из самых загадочных способов существования, при котором "в магазинах пусто, а в холодильниках есть все". Правда с такими поправками , как "не у всех" и "не всегда". Но в целом в общественных в настроениях царил этакий лукавый оптимизм, утверждавший, что "жить можно". И даже хорошо, если ты уж не совсем лох.
С учетом этих факторов по факту прогресс в качестве жизни все равно определенный был. Особенно - в части представлений о нем. И борьбы за него.
А это означало, что вместе с сытостью пришли и "проблемы", о которых первую половину своей жизни людит моего поколения представления не имели. Все эти разномастные диеты, голодания, табу то на кофе, то на сливочное масло, то на хлеб, то на сладкое . Все эти чудовищные эксперименты с похуданиями, из-за
которых цветущие красавицы из белотелого обилия превращаются в худых лягух с зеленой кожей. А то и доводят себя до кондрашки. И чем обеспеченней и комфортней жизнь, тем больше этого садомазохизма.
Люди моего поколения еще помнят времена, когда в пионерских лагерях и домах отдыха взвешивались до и после, чтобы определить, сколько жира нагулял. А потом хвастались достигнутыми результатами. Оттого вся эта суета до сих пор воспринимается не иначе как "от жира бесятся". Тем паче, что плоды ее вызывают большие сомнения. Это демонстрируют европейские пляжи, бывая на которых сначала с изумлением, а потому уже- и как с данностью убеждаешься, что от прогресса в медицине и косметике этносы не выглядят здоровей и красивей.
В общем, у каждого времени свои проблемы! И когда представитель одного поколения судит о последующих, при всем самоконтроле ему трудно удержаться от брюзжания. А поскольку в себе это я уже почувствовал, самое время ставить точку.
ЗВУКИ И КРАСКИ ВРЕМЕНИ
За туманом
Барды. Костровая песня. Авторская песня. Самодеятельная песня.В этом ряду названий содержится социальное явление, которое родилось в конце пятидесятых и угасло в семидесятые. То есть синхронно годам юности, студенческой поры моего поколения. Причем расцвет его пришелся на год , который считается рубежом конца периода т.н. "оттепели". На 1968-й - год Пражской весны , раздавленной гусеницами советских танков.Невероятно, но именно тогда же - в марте, то есть в унисон чешским грезам о "гуманном социализме", в далеком Новосибирске, в Академгородке прошел первый всесоюзный фестиваль бардов. Он обнажил два относительно автономных слоя в бардовском творчестве.
Одно - Высоцкий, Окуджава, Галич...- условно можно назвать общественно-политическим. И c ним было более-менее все ясно. Яркие социальные зарисовки. Военный драматизм и героика (у Высоцкого). Напоминания о трагизме недавнего прошлого. Ирония над "шагающими в ногу" в настоящем. Просто лирика ("Виноградную косточку в теплую землю зарою...). И во всем этом и за всем этим - открытая или занавешанная изысканными иносказаниями критика власти и режима. В общем, нормальный диссиданс! Антисоветчина, как его тогда называли. На фестивале в этом жанре с отчаянностью камикадзе блеснул Александр Галич, выдав в двух больших сольных концертах такие залпы, от которых, как свидетельствовали очевидцы, у присутствовавшего партийного начальства просто головы проваливались в шеи. Чего стоила по тем временам одна "Памяти Пастернака"! А какого было партийным
боссам слушать издевателькие куплеты "Песни о прибавочной стоимости"!
С этим разобрались быстро. Пройдет шесть лет, и Галичу придется эвакуироваться из Страны Советов. А Высоцкого и Окуджаву власть вынуждена была терпеть только из-за их безграничной популярности, с одной стороны, и довольно умеренной, иносказательной фрондой, с другой. При этом площадок, подобных новосибирской, у них не возникало уже никогда.
А вот с другим, более обширным слоем бардовщины, который условно можно назвать "За туманом", и представленным таким рядом, как Городницкий, Вихарев, Визбор, Ким, Клячкин, Кукин, Новелла Матвеева.., было сложнее. В них не было никакой крамолы - сплошная "слезливая лирика", воспевающая "щемящее чувство дороги" и искры походных костров. Попробуй - разберись, в чем кайф у тех, которым "немного надо, была бы суха палатка, да был бы не скучен путь". И которые все время идут и едут за тысячи верст. Куда, зачем ? Почему надо мокнуть и греться у костров черт знает в каких дебрях? Лезть в горы, балдеть от лавин, чей "предательский путь" выштопан на штормовке? Партийно-кгбэшному окуляру вся эта "блажь" была непонятна, но очевидной опасности не демонстрировала. Поэтому власть не противилась фестивалям и слетам "туристической" песни, расплодившимся в 70-е по всей стране.
Впрочем, своим чутьем определенное беспокойство она, безусловно, ощущала. Поэтому Вопрос спустили комсомолу, который попытался оседлать все эти "походные настроения". Была создана сеть "клубов авторской песни", которая попыталась направить бардовскую лирику в "полезное русло". Давайте, ребятки, берите свои гитары и стишки, и вперед! На целину, на "стройки коммунизма". В дальние края, где мыться приходится росой, а греться у костра. В Казахстан, в Сибирь, в Магадан...Ну, или в самом банальном случае - по осени на студенческую картошку.
Когда слушаешь Визбора или Клячкина, понимаешь, что такие слова и музыкальные интонации адекватно чувствовать могли только люди именно того времени. И только тогда. И когда те- прежние -сегодня собираются в залах, чтобы вспомнить молодые годы на концертах уже седых прежних кумиров, даже они уже воспринимают их лишь как ностальжи. Чего уж говорить об иностранцах, причем не только каких-нибудь рациональных немцах или американцах, но и прошедших "социалистическую закалку" поляках или венграх. Да и нынешний молодой россиянин едва ли способен без иронии подпевать странные тексты о поездках "за туманом и за запахом тайги".
Потому что, как мне кажется, бардовское творчество - это лишь эстетический рефрен одного из ликов субкультуры, рожденной в соврешенно определенных и уникальных условиях прощания с "оттепелью". И по сути своей отразило стремление отгородиться, изолироваться от быстро набирающего обороты старческого брежневского маразма. Уйти в собственный мир ценностей и отношений - замкнутый и интимный. В этом чертоге поэтизированной природы даже город наполнен образами леса. "Здесь как унылые моржи, машины фыркают моторами. И льются рельсы монотонные, как серебристые ужи". А человеческие отношения проникнуты чистотой и романтическим флером . Внешне суровые, аскетичные, грубоватые ( "они в городах не блещут говорят"), обитатели этого виртуального царства превыше всего ценят мужество, верность и нежность. Вместо трескучей комсомольской задоринки здесь царит теплая грусть, а вместо боевой "социалистической коллективинки" - унисон близких по духу людей. Ими пропитаны гитарные трели, ни с чем несравнимые порой в своей пронзительной нежности ("Милая моя, солнышко лесное. Где в каких краях встретимся с тобою?").