Но для этого нужна хорошая подготовка - в семье, школе, вузе. Увы, все они совершенно не поспевают за информационным шквалом, обрушившимся на мозги. Более того, родители телевизионного поколения сами уже являются пострадавшими. А в школах и вузах вещают учителя, покалеченные теми же техническими средствами.
Конечно, в мире делаются попытки оживить школу, привести ее в состояние, соответствующее ИР. Но в этих поисках много надуманного и сомнительного. Например, метод Марии Монтессори, получивший широкое распространение в Западной Европе, безусловно шаг в этом направлении. Однако, он вызывает много споров и неоднозначных оценок. И догадываюсь почему. Потому что его главный принцип "свободы", игры, когда ребенок сам себе учитель, а роль педагога лишь в функциях тихой няньки, не универсален в своей эффективности. Ибо психологические типажи детей различаются до противоположностей. И то, что подходит для одних, не годится для других. Хорошо, если учитель-нянька в этом разбирается и действует избирательно и сообразно. Но глубоко сомневаюсь, что педагогов такого уровня может быть много - целая армия. Талантливые люди всегда в дефиците.
Это не абстрактные измышления: в такой школе учится внук. И наблюдая за его сверстниками, не вижу, чтоб они отличались продвинутостью по сравнению даже с детьми из традиционной "советской" школы. Скорей наборот: много инфантильных, плохо формулирующих мысли, не способных глубоко копнуть. Им не хватает систематизированных знаний. Правда, идеологи школы Монтессори считают, что они и не нужны - зачем разбираться в физике и математике ребенку с гуманитарными
наклонностями. Но и это весьма спорная позиция.
Интернет, мобилки, навороченные до уровня компьютеров - все это, безусловно, гигантский прорыв в мире информации и человеческих коммуникаций. Боюсь, что все сюрпризы тренда еще далеко не исчерпаны, а его влияние и следствия по достоинству не оценены. Еще меньше современников осознают, как это аукается в социуме. Насколько виртуальная картина мира вытесняет живую. Ведь даже на улице, в движении люди смотрят сегодня не столько по сторонам, в лица других, нежели в экран своего смартфона и болтая беспрерывно на расстоянии. А дети! Да, можно изумляться, как едва ли не с пеленок младенец приклеивается к айпаду, бойко порхая по нему, манипулируя кнопками, в которых и взрослый не сразу разберется. Но можно ли считать здоровым образ жизни вундеркинда, которому не интересны ни книжки, ни конструторы, ни спорт, ни улица с дворней, пусть даже с курением и драками.
Воистину революционное значение Интернета состоит в том, что он уничтожил одно из главных условий существования тоталитарных режимов - Железный занавес. Но об этом стоит поразмышлять отдельно.
"Железный занавес": за ним и после
Угрюмое это клише пришло в политический словарь, как известно, из знаменитой Фултонской речи Черчилля. И хотя в этой редакции однозначно шла речь о барьерах с той стороны, со временем он стал символом коммунистической самоизоляции с этой. И это логично. Ведь Запад со временем все больше пытался демонстрировать свои прелести Востоку, соблазняя и разлагая "неустойчивых". А по эту сторону, напротив, делалось все, чтобы зашориться или, по меньшей мере, исказить увиденное как в кривом зеркале. Причем "занавес" создавал вполне реальное напряжение у советского обывателя, поскольку ущемлял одну из важных потребностей - туристическую.
Так уж устроен человек, что как бы тебя не воспитывали, внушая, "не нужен мне берег турецкий", как бы с пеленок не призывали устами Корнея Чуковского "не ходите дети в Африку гулять", все равно его тянуло поглазеть на пальмы, горилл и крокодилов. И чем плотнее были шторы, чем выше заборы, тем сильней распалялось воображение и любопытство. В конце концов, срабатывал психологический синдром сладости от запретного плода. И даже в демонстрациях искренней лояльности типа "а чего я там у НИХ не видал" сквозила грубая фальшь, под которой маскировалась ущемленность и беспомощность.
Конечно, при жизни моего поколения занавес все больше и больше утрачивал свою непроницаемость. И в нем появились щели, через которые все больше зевак проникали на ту сторону. Но вплоть до "перестройки" власть использовала эффективные приемы, чтобы минимизировать поток любознательных. Например, такой, как пресловутая секретность. Многие помнят, конечно, как на предприятиях
"оборонки" на работников заводили 1, 2 и 3-и "формы допуска", которые ограничивали или вообще запрещали выезд за рубеж. А люди старшего возраста помнят, что тогда этот статус был воистину безразмерный: им могли наградить практически любое предприятие, имеющее самое отдаленное или формальное отношение к армии. Даже фабрику по пошиву солдатских ремней или бутсов. Такой участи не могли избегнуть и проектные организации и производства, осваивающие новейшие технологии, только потому, что они потенциально могли работать на войну. Заложником такой системы оказался и автор этих строк: впервые удалось вырваться за бугор(это была ГДР) лишь в 38 лет.
При этом пришлось и наблюдать, как система функционирует. В Литве, особенно в Вильнюсе, как известно, проживает немало поляков. Почти все они имеют родственников на этнической Родине, поэтому спрос на поездки туда был повышенный. Согласно процедуре, перед подачей в ОВИР и КГБ, списки желающих утверждала профсоюзная комиссия. Рабочее место одного из ее членов находилось в комнате нашего отдела. И часто беседы эти в конце рабочего дня проходили прямо здесь, отчего волей-неволей был их свидетелем. По существу это были длинные, изматывающие допросы, единственной целью которых было найти повод, чтобы отказать. Людей расспрашивали , насколько успешно они справлятся с нормой выработки, занимаются ли общественной деятельностью, были ли приводы в милицию, об их семейном положении, наконец дотошно выясняли, в каких отношениях они с родственниками и зачем к ним собираются в гости. Но поскольку придраться часто было не к чему, то козырным аргументом становился последний, резервный - мол, не слишком ли вы часто ездите.
Кстати, человек этот был незлой и совсем не вредный. "А что мы можем поделать, если разнарядка из КГБ приходит на 200 человек, а заявок - в три раза больше. И требуют укладываться в лимит. Вот и цепляемся к частоте визитов. Так хоть какая-то "справедливость" соблюдается", - оправдывался он.
При этом "железный" символ поддерживал иллюзию, которая развеялась, как только его убрали. А именно: надежду, а то и уверенность, будто главной причиной совковости советского человека является дефицит информации о том, как на самом деле живется по ту сторону. И что их слепота - следствие пропаганды и прямого обмана. Вот когда, мол, горизонты придвинутся, и откроется мир иной, изменится и поведение. Тогда и иссякнет неистребимое терпение и закончится единомыслие, появится вера в собственные силы и ослабнет культ государства, улучшатся горизонтальные коммуникации и т.п. В общем, совок начнет уходить из них если не сразу, то хотя бы постепенно.
Однако, на поверку это оказалось заблуждением. Выяснилось, что большинство обывателей вовсе не расположены разбираться. И что права была Валерия Новодворская, утверждавшая, что "советские люди" так привыкли к Лагерю, что даже после того, как двери его распахнулись, не хотят из него уходить. И пытаются лишь слегка обновить в нем прежний порядок. Иными словами, ГУЛАГ уже существует не вне, а в душах, не желающих или не способных от него освободиться.Обнаружилось, что у массы людей информация вообще никак не коррелирует с их взглядами и убеждениями. Что полнота ее им вовсе не нужна, как и всякие факты и суждения, противоречащие их установкам и вкусам. Особенно, политическим. К ним они относятся выборочно, принимая и используя только те, которые можно, как на шампуры, нанизать на уже сформулированные догмы. А от информации, которая тому противорчит, просто отворачиваются.