Как-то раз, прислушиваясь к лаю собак, компадре бросил коротко: «Анта!» Мы лихорадочно стали готовиться к выстрелу. Огромное животное, словно выброшенное катапультой, вылетело из зарослей и, как торпеда, скользнуло в реку. За ним посыпались в воду собаки. Но тут след оборвался. Тапир не только замечательно плавает, но и ныряет отменно, меняя под водой направление. Стрелок, подстерегающий добычу в лодке, играет, собственно говоря, в лотерею: все зависит от того, где тапир высунет свою голову, чтобы глотнуть воздуха и снова исчезнуть под водой. Растерянные собаки беспорядочно шныряют по реке, ожидая, когда добыча вновь покажется.
Два раза нам не везло: тапир показывался лишь на миг. Поднялся фонтан воды — и наступило напряженное ожидание. Ничего нет… ничего нет… пока наконец где-то в стороне, на расстоянии ста метров, за дистанцией верного выстрела, не показывалась голова животного. Несколько секунд— и оно опять ныряло. На этот раз нырок был более коротким, однако под водой тапир успел изменить направление и вынырнул там, где его не ждали ни собаки, ни охотники. После трех таких погружений он уже плыл, держа голову над водой, но далеко от нас, очень далеко, направляясь к противоположному берегу. Собаки пытались его преследовать, но безуспешно. Слишком изнуренные бесплодной погоней, они не могли его настичь. Темная точка коснулась далеких зарослей и исчезла. Вернулись собаки явно смущенными.
Компадре не ругался, не сетовал, зубы его поблескивали в широкой усмешке. Очень уж увлекательное было зрелище, а компадре — настоящий охотник. У зверя тоже должны быть шансы, он спасается увертками. Обманул нас, обвел вокруг пальца — великолепно. И это нужно уметь ценить.
Но однажды тапиру не повезло. Он обманул своим нырком собак, высунул голову там, где его меньше всего ждали, погоня отстала, и животное уже подплывало к другому берегу. Так уж, однако, вышло, что как раз Янек находился на той стороне. Вооруженный малокалиберным штуцером, он охотился на лобос дель рио, так называемых речных волков, — это не то тюлени, не то выдры. Заметив плывущего тапира, Янек замер и ждал, не шевелясь. Его оружие не годилось для стрельбы по такому крупному зверю, покрытому кожей, как у слона. Была только одна возможность — выстрелить в глаз. И Янек выстрелил. Вода ненадолго забурлила, но затем поверхность реки снова стала гладкой. Тапир больше не вынырнул, он затонул на трехметровой глубине. Его нащупали копьями и вытащили. Триумф немалый: сто шестьдесят килограммов чистого мяса, около двадцати весил вытопленный жир, хорошая шкура. Но каков выстрел! Прямо в крошечный прищуренный глаз плывущего тапира. Случайность? Нет. Янек так всегда стрелял. Довольный компадре хлопал его по спине так, что гул раздавался. И тогда я понял, почему в голосе компадре, когда он обращался к парню, звучала нотка сердечности и уважения. Признание охотником стрелка, признание в сельве — вот что это было.
Может быть, я и разочарую читателей, но все равно не стану перечислять добытых животных. Это не в моем обычае. Да и Вицек тоже такой. Нашей радостью было прежде всего общение с первобытными дебрями, с рекой, с тамошними людьми. Прав был компадре, заявляя, что «еда ходит по лесу и плавает в реке». Голода мы не испытывали. Однако я также не берусь описывать вкус блюд из дичи, приготовленной по рецептам девственного леса: из мяса венадо (серны) или хабали (кабана), тушенного в чугунке, печенного на углях или на вбитых в землю вертелах из бамбука такуара. Мясо и соль, ничего, кроме этого, при готовке не использовалось. Роль приправы играл наш волчий аппетит. Прошу поверить мне на слово, мясо было исключительно вкусным, пальчики можно было облизать. Даже если кушанье готовилось из сушеного, жесткого, как подошва, мяса тапира. Хотя честно должен признаться, что, когда я в Буэнос-Айресе потчевал друзей сушеным мясом тапира, никакого энтузиазма никто из них не проявил. Видимо, в городе не было самой важной приправы.
Шкуры и мясо доставались компадре: ведь он был не только вожаком на общей охоте, но прежде всего отцом семейства, которое кормил только лес. Благодаря дарам леса и жила его семья. Убитых животных сразу же свежевали и разделывали. Разрезанное на полосы мясо вешали на ветви и высушивали под тропическим солнцем. И получалось харки, сухие консервы, еда на черный день.
…Выброшенные из лодки собаки убежали в лес и долго не возвращались. Разморенные жарой, мы вдвоем с компадре затащили лодку в тень свисающих лиан и у самого берега бросили якорь. Раздевшись донага, мы коротали время ожидания, занявшись весьма нужным делом: вытаскиванием друг у друга клещей.
Небольшое пояснение: кожа лесного человека отнюдь не алебастрово гладкая и здоровая. Это только в фильмах вроде «Тарзана» и тому подобных «экзотических» лентах герои восхищают зрителей необыкновенной гладкостью кожи и переливающимися под ней буграми напряженных мышц. В действительности же все иначе. Бесчисленная летающая и ползающая нечисть присасывается к коже, вгрызается в нее, откладывает яйца в живое тело. От укусов невидимых простым глазом микроскопических насекомых распухают лодыжки ног и запястья рук, остаются следы в виде невыносимо зудящих прыщей. А муха ура не только кусает, но одновременно откладывает под кожу яйцо, из которого вскоре вылупляется и начинает развиваться в человеческом теле личинка.
К более серьезным последствиям может привести крепкий сон в тропических дебрях, где живут разновидности мух, откладывающих множество микроскопических яичек в ноздри или в уши. Человек может даже не заметить, что стал инкубатором прожорливых личинок, которые внедряются в тело глубже и глубже, вызывая тяжелые заболевания, грозящие смертью. Земляные вши пинас добираются даже до обутых ног, устраивая под ногтями гнезда для будущих своих поколений. Невозможно перечислить все виды и разновидности здешних паразитов. Но нужно все-таки напомнить об этой обратной стороне медали, так как не все тут выглядит идиллически и райски, уж такова действительность.
Нас навещали еще полчища клещей — десятки, сотни присасывающихся кровопийц, от крошечных до таких, которые, наливаясь кровью, становились раз к ром с горошину.
К этой колотой мозаике добавляются неизбежные царапины, зачастую долго не заживающие. Нет, на кинокрасавца никто из нас не походил.
…По высокому небу лениво проплывали облака. Где-то за рекой охотились наши спутники, слышались выстрелы. Собаки, должно быть, ушли по следу далеко, лай затих. Справа и слева на сотни километров тянулась зеленая стена леса.
Окончилась охота на живописной реке. Мы спускались по пей довольные, счастливые, перекликаясь из лодки в лодку. Все собаки были целы и мирно спали. Мы везли много мяса, которое досушится на поляне у компадре. В какой-то момент, выплыв из-за поворота, мы увидели на горизонте легкую пелену, похожую на облачко. Компадре коротко объяснил:
— Большие водопады Игуасу!
Кончился первый этап нашего путешествия.
ВОДОПАДЫ ИГУАСУ
ЧТО ОЗНАЧАЕТ СЛОВО «ИГУАСУ»? — ВОДОПАДЫ ИГУАСУ ВЕЛИЧЕСТВЕННЕЙ И ЖИВОПИСНЕЙ, ЧЕМ ЗНАМЕНИТАЯ НИАГАРА. — ОБИТАТЕЛИ СЕЛЬВЫ ИНДЕЙЦЫ ГУАРАНИ. — ОСТАТКИ ИЕЗУИТСКОГО «ГОСУДАРСТВА». — РУИНЫ РЕДУКЦИОНЕС. — ИНДЕЙСКИЙ НАПИТОК ЙЕРБА МАТЕ. — ИНДЕЕЦ ГУАРАНИ КАК АРТИСТ И ПОЭТ. — КТО ТАКОЙ КРИСТАЛЬДО?
На языке лесных индейцев гуарани слово «гуасу» (оно произносится с ударением на последнем гласном) означает «огромность, что-то большое», а «и» значит «вода». И-гуасу — это Большая Вода, Огромная Вода. Так в незапамятные времена назвали обитатели тропических девственных лесов свою реку и большие водопады на ней вблизи места, где она сливается с Параной. Название это приняли и белые пришельцы, и оно навсегда осталось в истории и географии. Игуасу — чудо природы.
Водопад Ниагара на границе между Канадой и Соединенными Штатами широко известен и разрекламирован. Ниагару обуздали для нужд энергетики, превратили ее в Мекку туристов. Удобное сообщение, отели, рестораны, дороги, мостики, прожекторы, подсвечивающие водное неистовство… Здесь возникла мощная и прибыльная индустрия туризма. Крикливая реклама расхваливает Ниагару как наиболее подходящее место для того, чтобы провести медовый месяц; находятся и такие, кто приезжает, чтобы в отчаянном прыжке отсюда покончить с жизнью. Бывали здесь и любители острых ощущений, которые в специально сконструированных бочках спускались по Ниагаре, чтобы побить рекорд и обрести славу. Увы, о своих впечатлениях во время такого «спуска» они уже не могли рассказать, но, как бы то ни было, известность им доставалась.