Как и его родственник — канадский енот-полоскун, коати, если можно так выразиться, наделен комплексом чистоты. Коати, стирающий, например, в реке свой собственный хвост, — стоит увидеть такое зрелище! Он и добычу моет, перед тем как приняться за еду. Яйцо он вымоет, прокусит, лежа на спине и совсем «по-человечески» держа его в лапках, высосет, потом отбросит пустую скорлупу и немедленно начинает искать воду, чтобы вымыть лапки. Эти очаровательные зверьки приручаются легко и очень быстро. Пойманный мной взрослый коати уже на следующее утро брал еду из рук. В большую клетку мы поставили тазик с водой. Ее приходилось часто менять: чистюля постоянно мылся. А через неделю ему предоставили полную свободу передвижения. Сколько радости доставлял он нам!
Лялё обнаружил, что у него и коати одинаковая страсть — рыбная ловля. Зверек притаивается над тихой водой заливчика, под прикрытием обнаженных течением корней прибрежных деревьев и держит нос у самой поверхности. Прищурит глаз и кончиками усов время от времени касается водной глади. Поверхность слегка морщится, словно в воду упало насекомое и трепещет. Как только подплывет привлеченная этим рыба, коати молниеносно хватает ее лапой и выбрасывает на берег. Как видно, хитрости ему не занимать.
В один из дней этого райского периода нашего путешествия, когда единственное, что нас беспокоило, — это всякого рода летающая и ползающая гадость, мы увидели человека. На небе. Высоко над нами пролетел самолетик, вернулся, покружил, улетел. Назавтра то же самое. На третий день Лялё догадался:
— Виктор, это ведь самолет с Ла Кахуэры. Наверное, отец послал искать нас.
Увидеть наш лагерь под раскидистыми деревьями с самолета не могли. Мы быстро снимаем с палатки крышу и расстилаем апельсиновое полотнище на открытом месте.
Наконец нас увидели. Самолет спустился совсем низко, покачал крыльями и еще раз сделал круг. Пилот помахал нам рукой и показал в сторону берега. Туда же он взял курс и сам и вскоре исчез.
Лялё уверял, что видел в самолете своего старшего брата Тото. Видимо, они сели где-то поблизости, ждут нас. Мы стаскиваем в воду байдарку и плывем по лабиринту островов к аргентинскому берегу. И действительно, вскарабкавшись на высокий обрыв, встречаем брата Лялё и летчика. Самолетик ловко приземлился на площадке, где когда-то было рисовое поле. Волнуется и дон Хуан, и все семейство Лялё, и друзья из Посадаса. Никто не видел нас ни выше, ни ниже порогов Апипе. Что могло случиться? Вот и послали самолет. Дважды он летал безрезультатно. И если бы не расстеленное сегодня цветное полотнище…
Говоря выспренне, рука цивилизации снова дотянулась до нас. Однако не пустую руку протягивали друзья: из самолетика выгружаются продукты. Тото поясняет: если бы обнаружили нас плывущими на байдарке, сбросили бы посылки для нас прямо в воду. Герметически закрытые пластиковые мешки, внутри которых много воздуха, не утонули бы. Я качаю головой, узнав о таком проекте, особенно когда вижу большую бутыль с жидкостью. Как выясняется, ею мы обязаны заботливому сердцу сестры Лялё. Это якобы суперцелебное средство, снимающее боль, причиненную ударом хвоста ядовитой рыбы райа. К бутыли прилагалась подробная инструкция. И еще бутылка с ромом. Эту нам послал дон Хуан как лекарство при приступах лихорадки, змеиных укусах и… и вообще. (Благородную эту жидкость мы употребили много позднее и в довольно необычной ситуации.) Как выглядел бы такой презент, после того как его сбросили бы с самолета, после удара об воду? Есть и солидный кусок мяса. Увы, оно не выдержало жары. И его пришлось выбросить.
Когда я разглядываю самолет и место, где он приземлился, пилот, словно угадав мои мысли, поясняет: такой бихо сядет где угодно, даже на полевой тропинке. Лишь бы не бы у деревьев, кустов, ну и муравьиных построек.
Как и полагается настоящим мисьоненцам, у них в кабине есть термос с горячей водой. Мы усаживаемся в тени самолетного крыла и пьем мате. Обстоятельный Тото «держит речь» и информирует нас. Несколько раз они пролетали непосредственно над Апипе, рассматривали сверху пороги, которые выглядели не маняще, а, наоборот, пугающе.
— Всю реку как бы перерезает пояс клокочущей, просто кипящей воды. Ближе к парагвайскому берегу есть более глубокое и более спокойное место, но проход этот узкий. Выше него неподвижно стоит какое-то судно, должно быть, на якоре. Ты заметил, Виктор, что Парана вздувается? По ней плывет пена и даже камалотес. Течение будет бешеное. Удастся ли вам? Не лучше ли…
Слыхали мы эту песенку. Не раз нам уже советовали отказаться от безумной затеи, перенести байдарку по берегу и спустить ее на воду ниже пенящегося неистовства. Взывали к нашему здравому смыслу. Но мы ничего не решаем наперед. Увидим все на месте и тогда выработаем план. Однако в глубине души у нас уже родилось не выраженное словами убеждение: поплывем! Ведь через Апипе проходят суда, почему же наш «Трамп» не сможет проплыть? Неужели мы вылеплены из другого теста? Намерение паше упорное.
Ветра нет, полуденная тишь и жара. Помогаем друзьям развернуть самолетик в направлении более ровной части заброшенного рисового поля. Лялё раскрутил винт. Слегка подпрыгивая, самолет побежал, взлетел и сделал прощальный круг. Все это очень красиво, и поэтому, как надлежит речным людям, мы выражаем свой восторг кличем гуарани сапукай:
— Пиии…иииюуууууу!!!
Плывем к нашему острову.
Жаль расставаться с уютным лагерем, с тихим убежищем. Обещаем себе еще когда-нибудь сюда вернуться.
Последний вечер и спокойная ночь. Долго сидим у костра. Лялё отказался от ночной ловли, свернул свои лески, почистил крючки. В молчании слушаем мы ночные звуки. Сова — на своем месте — ерошится, разглаживает перья, таращит на нас громаднейшие глазищи. Даже москиты в тот вечер были не такие кровожадные. На открытую воду выбираемся с рассветом. Красный диск солнца выныривает и быстро лезет вверх. Мы плывем точно на запад. Розовую поверхность Большой Реки утренний ветерок даже не морщит, но зато по ней плывут ветки, хлопья грязно-серой пены, со дна поднимаются воздушные пузырьки. Прав был Тото, вода в реке прибывает. До Апипе нам еще несколько десятков километров. Читателю уже, наверное, не терпится узнать: что это такое — Апипе? Проще всего было бы ответить: щеколда, закрывающая Парану, почти совершенно исключающая возможность водного сообщения в ее верховьях. Здесь проходят только небольшие пароходики и плоскодонные барки. Но с каким трудом!
В этом месте Парана выглядит как типично равнинная река. Ее полные воды величественно текут по низине. И вдруг натыкаются на препятствие: вздыбленную каким-то тектоническим сдвигом базальтовую плиту. Она лежит в направлении с севера на юг, как раз поперек течения. Парана не сумела обогнуть меандром это препятствие, не смогла промыть для себя другой проход. Просто надгрызла скалу и, разъяренная, проносится над ней. Водопады Игуасу поражают живописностью. Но Апипе… нет, в окрестном ландшафте не найти ничего живописного. Широкая река, далекие и низкие берега. И однако, чувствуется грозное могущество Параны, пробужденная от сна сила, взрыв притаившейся мощи. Величественный покой бескрайних вод Большой Реки неожиданно оказывается нарушенным. Сонный увалень превращается в разъяренную фурию.
Осмотрев Апипе с самолета, Тото кратко резюмировал: «Река там кипит». Может, именно эта характеристика самая верная.
Вырастающий из илистого дна скальный порог довольно высокий, он почти достигает поверхности реки, уменьшает ее сечение. Напирающие сверху водные массы должны компенсировать это увеличением скорости. И ленивая Парана пускается вскачь.
Осторожно, не давая течению унести нас, мы на почтительном расстоянии выше пенящегося участка плывем к парагвайскому берегу. Но это берег не реки, а острова. Он называется тоже Апипе, площадь его составляет несколько десятков квадратных километров. Омывающий его северный рукав Параны абсолютно не пригоден для плавания. Единственный проход, единственное мало-мальски глубокое место находится на противоположной, южной стороне. Называют его «главным фарватером» или «нейтральным каналом». По нему проходят суда с осадкой не более полутора метров, так что самое глубокое место на этом участке Большой Реки довольно-таки мелкое. Ширина прохода, слегка изгибающегося в виде латинской буквы «S», всего 30–40 метров. На дне скала, по бокам тоже скалы. у