Все говорили одновременно. На мою бедную голову обрушилась лавина всевозможных предостережений насчет реальных и надуманных тропических напастей.
Я пробовал защищаться, напомнил, что у себя на родипе, в Польше, еще перед войной, в студенческую пору, именно на байдарках я исходил все мало-мальски значительные реки и что я даже завоевал рекорд по числу проплытых километров. Этот довод был встречен язвительными насмешками. В Польше? В Европе? Но не в тропиках же! Не на альто Парана! Парана! Парана!
Кто-то справедливо заметил, что ведь в одиночку я не поплыву и что наверняка мне не найти спутника для такого путешествия. И что другого такого локо встретить трудно. Именно тогда было произнесено слово «локо», или попросту безумец.
Наконец мне все это надоело, и я выступил с пламенной речью:
— Вы отвратительные обыватели! Тоже мне спортсмены воскресного дня! Островитяне… моторизованные! Без бензинового смрада, без холодильника, без удобной кровати вы свою жизнь не в состоянии представить. Пугаете меня тем, чего сами не испытали.
Слушайте, я не только поплыву, не только не дам всем гадам пожрать себя, но и появлюсь здесь, у этого домика, день в день и час в час, о котором заранее объявлю. Готов держать пари…
— Пари! — Хуан сорвался с места, словно выброшенный пращой, схватил мою ладонь и уже не отпускал ее. — Пари! Принимаешь пари?
— Принимаю!
— Пари на ящик шампанского! На двенадцать бутылок… французского шампанского! Согласен?
Дело принимало серьезный оборот. Для моего кармана — это риск солидный. Хуан все еще не выпускал моей руки. Я предложил дополнительное условие:
— Видите ли, там, в верховьях, в сельве, на быстринах и водопадах, мне думается, очень здорово и очень интересно. Но вместо того чтобы в свое удовольствие охотиться и рыбачить там, я должен быть рабом пари? Спешить как сумасшедший, чтобы заполучить дурацкий ящик с шипучкой? Тогда вы и в самом деле имели бы право назвать меня безумцем! Предлагаю вот что: на Игуасу и верхней Паране я буду хозяином своего времени, буду плыть столько, сколько мне надо, и задерживаться там, где и когда захочу. А доплыв до средней Параны, до города Корриентес, допустим, я отправлю вам телеграмму, сообщив день и час, когда прибуду сюда. Чтобы у вас было время заморозить эту шипучку! Мы разопьем ее здесь, и я уверен, что за ваш счет. На такое пари я готов. Тогда будет и путешествие и спортивный рекорд.
Профессор выпрямился во весь свой двухметровый рост и с серьезной миной разнял наши руки. Пари было заключено.
И тогда, наклонившись и глядя на меня прищуренными желтыми глазами, хозяин процедил по-польски:
— Сказано — сделано!
— Сказано, профессор, и будет сделано!
До самого утра я не мог заснуть. Голова была полна раздумьями и заботами, связанными с намеченным путешествием. Следовало поторопиться: кончался ноябрь, а самый неприятный, самый жаркий месяц там, под тропиком, — это январь.
КОМПАНЬОН И СНАРЯЖЕНИЕ
КОМПАНЬОН ОТЫСКИВАЕТСЯ В… ТАНЦЕВАЛЬНОМ ЗАЛЕ. — НЕДОСТАТКИ И ДОСТОИНСТВА СУДНА, ТО ЕСТЬ РАЗБОРНОЙ БАЙДАРКИ, — СПЕЦИАЛЬНО СПРОЕКТИРОВАННАЯ ПАЛАТКА ДЛЯ ТРОПИКОВ
Найти компаньона действительно оказалось нелегким делом. Естественно, я предпочел бы иметь своим спутником земляка, ну и… чтобы он был помоложе меня. Ведь в перспективе нам предстояло работать веслами в течение довольно долгого времени. Желающих, однако, не находилось. Я уже обдумывал отчаянный шаг: дать объявления в газетах. И вдруг словно выигрыш в лотерее. И где — в танцевальном зале!
Я вертелся в суматохе бала, устроенного польской колонией. Веселье было шумным, оркестр наяривал куявяк[17] вперемежку с аргентинским танго и бразильской самбой.
А за столиком с бутылкой коньяка и остывшим кофе сидел в одиночестве пожилой человек с выражением страшной скуки на лице. Я видел его первый раз. Англичанин? Голландец? Я не выдержал и заговорил с ним по-испански:
— Сеньор! Все веселятся, а вы такой грустный…
Он поднял на меня светло-голубые глаза и отрезал на чистейшем польском языке:
— А в чем дело?
Я слегка смутился. Но он как ни в чем не бывало продолжал:
— Садитесь. Я знаю вас, мне довелось быть однажды на вашей лекции. Я слышал, что вы ищете компаньона для плавания на байдарке по рекам Игуасу и Паране. Если место еще вакантное, я охотно отправлюсь с вами.
Пораженный неожиданным предложением, я задал довольно глупый вопрос:
— А плавать вы умеете?
— Плаваю я хорошо.
— Стреляете вы тоже хорошо?
Он долго смотрит на меня чуть прищуренными, немигающими глазами. Мне все ясно, я знаю такие глаза, они хорошо целятся.
— А ваша профессия?
— Моряк.
И сразу же, посветлев, с милой улыбкой поясняет:
— Я окончил мореходную школу торгового флота. Было это довольно давно, поступил я в 1920 году. Первый выпуск… Сейчас и судовладелец, мое судно, рефрижератор, постоянно курсирует по Тихому океану, между Чили и портами Эквадора. В моем распоряжении две-три недели. Итак?
Я ущипнул себя, чтобы убедиться, что это не сон. Иметь в качестве «экипажа» разборной байдарочки капитана дальнего плавания, и при этом владельца океанского судна, рефрижератора! Это же небывалое дело. Неожиданно я почувствовал злость.
— Послушайте! Как судовладелец вы должны располагать внушительными деньгами. Так какого же дьявола вы морочите мне голову, предлагая участвовать в путешествии на байдарке? На байдарочке, причем на разборной, на резиновой. Палатка — это не комфортабельный отель. Сельва — не выкошенная лужайка. Повара не будет, есть придется — что бог подаст! А ваши деньги имеют там такую ценность… такую ценность…
Подходящего сравнения не нашлось. От злости я просто орал. А мой новый знакомый знай поддакивает мне, кивая головой в знак того, что все это ему подходит, и добавляет:
— Я ставлю единственное условие: если там, в сельве, будет на что охотиться, мы поохотимся, если обнаружатся интересные рыбы, то порыбачим. Здорово там должно быть, и людей немного…
Мне этот человек страшно понравился. Мы с ним быстро обо всем договорились.
Так я заполучил товарища, так познакомился с Винцентием Бартосяком, великолепным спутником во многих путешествиях, которые я потом предпринимал, сердечного друга.
Уже на следующий день мы начали запасать и комплектовать снаряжение, детально разрабатывать план путешествия.
Как уже говорилось, самое основное, байдарка, у меня была.
Несколько десятков реек и реечек, шпангоутов, планок и дощечек, собранные вместе с решетчатым настилом в конструкцию, похожую на хитроумную головоломку, служили легким каркасом. Помещенный внутрь «галоши», или резиновой оболочки, каркас натягивал ее. В таком виде байдарка выглядела вполне солидно, напоминая лодки гренландских эскимосов. Пространство в носовой части, перед отсеком первого гребца, и на корме, за задним сиденьем, было покрыто непромокаемой тканью. Грести приходилось сидя на настиле. Выпрямленные ноги переднего гребца помещались под полотном на носу, а ноги заднего упирались в дощечки-педали, соединенные шнурами с ремнем. Перец первым сиденьем можно было установить двухметровую мачту и — только теоретически, так как практика плавания по Большой Реке эту теорию опровергла, — поднять на ней парус. Снаряжение лодки дополняли два складных двухлопастных весла. Добавлю еще, что называлось наше судно «Трампом»[18]. Несмотря на весьма почтенный возраст (в Аргентину я привез ее еще до войны), байдарка была в хорошем состоянии, резиновая оболочка не пропускала воду.
МОЕ «СУДНО». ЕГО НАЗВАНИЕ — «ТРАМП». ВОДОИЗМЕЩЕНИЕ — 0.035 ТОННЫ, ПОРТ ПРИПИСКИ — ПОД КРОВАТЬЮ В БУЭНОС-АЙРЕСЕ, СУДОВЛАДЕЛЕЦ — АВТОР ЭТОЙ КНИГИ, ЭКИПАЖ — ВИНЦЕНТИЙ БАРТОСЯК