— Следовало подумать о друге, а не напиваться в одиночку! — воскликнул стражник, тяжело опускаясь рядом со мной. — Мог бы принести мне малую толику для согревания нутра!
Он зевнул.
— Скажи, они всю ночь разговаривали? — услышал я собственный вопрос.
— Кто они? — спросил озадаченный стражник.
— Как кто? — возмутился я. — Госпожа и…
— Ааааа!.. — воскликнул он. — Все так и начинается — вопросы и вопросы, которым нет конца! Я не понимаю вас, детей сегодняшнего дня. Во времена немцев нас не интересовали истории белых. Я не понимаю, я не понимаю, почему ты задаешь мне этот вопрос…
Он вздохнул.
— Я не сказал тебе, что я их слушал… Я сказал тебе, что их слова достигли моего слуха. Я тут ни при чем…
— Доброе утро, друзья! Хорошо спали?
Это сказал, подходя к нам, Баклю. Он сел между стражником и мною. Стражник что-то пробурчал.
— У вас обоих какой-то чудной вид! — заметил Баклю.
Он внимательно посмотрел на нас. Стражник хотел было встать. Баклю удержал его за штанину. Стражник покорно опустился на прежнее место.
— Не моя это вина, — сказал стражник с дрожью в голосе. — Язык всегда опережает меня самого…
Он сжал губы.
— Я был тем, кто видел и слышал, сам того не желая.
— Что ты тянешь? Можно подумать, что в задницу тебе вцепился скорпион! — воскликнул Баклю. — Со мной тебе нечего бояться: ухо мое — могила. Ты не откажешь в этом брату, настоящему… — взмолился он.
— Понятно, понятно, — сказал стражник, медленно-медленно качая головой.
Он развел руками, как священник, провозглашающий: «Dominus vobiscum!»[16]
— Слушай же, брат, мои слова изменят твои мысли. Я рассказал Тунди о том, что достигло моего слуха, о том, что произошло перед моими глазами. Белый Слон, которого ты знаешь, наведался в поле коменданта во время его отсутствия…
— А вам какое дело до этого? — спросил Баклю в недоумении.
— Никакого, ровно никакого, — поспешно ответил стражник. — Это я и говорил Тунди…
Баклю повернулся ко мне. Он долго пристально смотрел на меня, затем отвел глаза. Он сделал недовольную гримасу, почесал у себя в затылке и кашлянул.
— Тунди, брат мой, любимый брат мой, — начал он, — если бы ты знал, как ты меня беспокоишь… Чего ты, в сущности, добиваешься? С каких это пор глиняный горшок водит компанию с дубиной? Чего ты хочешь?
— Ты говоришь, как старейший, — сказал часовой, шумно проявляя свое одобрение. — Это утешает меня; не все нынешние юноши сумасшедшие…
В военном лагере проиграли зорю, было восемь часов.
— За работу! — сказал Баклю, вставая. — Мы пришли сюда работать, только работать.
— Все же мне больно подумать, что госпожа может сделать такое коменданту, — заметил стражник. — Ведь она только что приехала из Франции…
— Заткни лучше глотку! — крикнул Баклю. — Тебе уже сказали, что эта история нас не касается, а ты продолжаешь говорить!
— Знаешь, сын мой, — сказал стражник, — нет ничего хуже мыслей… Я тут ни при чем… Только мне хотелось бы знать, случилось это или не случилось… Ты моешь белье, ты увидишь по простыням…
— Как я не подумал об этом! — воскликнул Баклю. — Ты мудрее старой черепахи.
Они засмеялись, перемигиваясь. Я ушел, чтобы приготовить душ для госпожи.
Баклю ждал у дверей прачечной. В девять часов госпожа еще не вставала. Стражник присоединился к Баклю. До меня долетели обрывки их разговора. Речь шла по-прежнему о том, произошло это или не произошло. Мысли вихрем кружились в моей голове. Я уже не раз спрашивал себя, как может госпожа, настоящая женщина, довольствоваться мужем… Начальник тюрьмы — один из тех мужчин, которые не ухаживают за женщинами. Он знает, чего хочет, и, чтобы съесть плод, не ждет, пока тот упадет с дерева.
Свершилось. Бедный комендант!
В одиннадцать часов госпожа еще спала. Понимаю теперь почему. Около полудня она позвала Баклю. Я видел из кухни, как он, посмеиваясь, направился в прачечную. Оттуда он стал что-то жестами объяснять стражнику, который расхохотался. Затем сделал мне знак следовать за ним. Я вылил таз горячей воды в ванну и бегом присоединился к Баклю и стражнику в прачечной. Нет никакого сомнения — все свершилось этой ночью… Бедный комендант!
Господин Моро опять приехал в четыре часа. Госпожа была счастлива. Она пела и, как козочка, прыгала по дому.
Бедный комендант!
Один из стражников, уехавший вместе с патроном, вернулся в полдень. Он вручил письмо госпоже. Она мельком пробежала его. Написала что-то на обороте и вложила в другой конверт, который я тотчас же отнес начальнику тюрьмы.